Черная тень над моим солнечным завтра - [7]
— Моя коллега все воспринимает согласно установившейся традиции, основанной на мнениях политических авторитетов, — с невинным выражением, но с оттенком глубокой иронии произносит Ирина.
Перед взором инженеров выходящая публика. Большинство одето незамысловато. Очень мало вечерних туалетов.
— Кто эти зрители? — спрашивает Мак Рэд.
— Это руководящие работники коммунистической партии, члены правительства, советские специалисты, ученые.
— Привилегированная часть населения красной столицы, — резюмирует Мак Рэд. Но нам бы хотелось увидеть, как выглядит широкая публика советской страны.
— По плану мы посетим один из подмосковных колхозов, — предлагает Молотова.
— Превосходно! — обрадован Мак Рэд.
— С удовольствием, — говорит Де-Форрест. — Мы часто слышали об этом термине «колхоз» и очень хотели бы увидеть, как выглядит это в жизни.
Между тем мимо иностранцев проходят зрители. Снова перед взором Мак Рэда мелькает лицо очаровательной соседки. Она, пристально взглянув на иностранца, слегка улыбается… Прекрасное видение быстро скрывается в человеческом потоке.
— Русские женщины бывают очень красивы. Эта очаровательная дама, наверное «мисс Россия»? — спрашивает Мак Рэд.
— Нет, нет! У нас не бывает этих буржуазных предрассудков — конкурсов красоты, — отвечает Молотова.
Ирина ироническим взглядом оглядывает толстую фигуру коллеги, напоминающую гриб подосиновик.
5. Мекка и Медина коммунизма
— Разве это пиво!? — допивая свою кружку, недовольно бормочет сидящий за столом полный, краснощекий господин. Он требует у кельнера, кроме сосисок, вторую кружку пива и, получив ее, с жадностью пьет.
— Вот у нас в Баварии пиво… — не может успокоиться он и, взглянув на соседей, фамильярно спрашивает по-немецки.
— Вы тоже иностранцы?
— Да, мы приехали из Америки.
— Я немец. Вилли Краус — старый коммунист. Приход Гитлера к власти не предвещал мне ничего хорошего… и я, поверив своему другу Эрнесту. Тельману, приехал на родину всех трудящихся, — кисло произносит он окончание фразы.
— О, это очень похвально! Мы тоже приехали сюда познакомиться с великим социальным экспериментом, — отвечает Мак Рэд.
— Стоило ли для этого ехать из Америки? Говорят, люди от жира бесятся, — скептически произносит Краус.
— Почему вы так думаете? — удивлен Мак Рэд.
— Поживете-увидите… Слова и обещания не греют. Наши советские коллеги, применив потрясающий террор, сумели превратить русский народ в молчаливого сфинкса, способного только слушать. Вы послушайте только их передачи, — Краус обращает внимание соседей на доносящийся из громкоговорителя женский голос с приятной и вкрадчивой дикцией. Все трое слушают последние новости на английском языке.
«Верховный суд, исполняя волю трудящихся, приговорил к высшей мере наказания, презренных изменников родины и врагов народа… возглавляемых Бухариным, Рыковым и Пятаковым. Все обвиняемые признались в совершенных злодеяниях…»
— Этого я не понимаю, — бормочет Де-Форрест.
«Колхозники башкирской АССР, закончив сев колосовых, послали по этому поводу Приветственную телеграмму любимому вождю народов».
«В Сингапуре вспыхнули беспорядки туземцев, направленные против эксплоататоров и империалистов
— Как мне это надоело за четыре года! Хорошо только у «них» — везде плохо — таков лейтмотив передач. Поживете — увидите. Однако, вы тоже, кажется, подписали договор? Я вас видел в комиссариате тяжелой промышленности.
— Да, мы едем на «Металлургострой». Вы не знаете, где он находится? — интересуется Де-Форрест.
— Отлично. Мы попутчики и отправимся в Сибирь через три дня. Я специалист го строительству доменных печей.
— О, прекрасно, мистер Краус!
— Вы видели уже Москву? — спрашивает немец.
— Не совсем. Мы ждем переводчиц.
— Если желаете кое-что увидеть, избегайте переводчиц и провожатых. Вы тогда ничего не увидите. Желаете вместе посмотреть Москву 1937 года?
— О, да, да, да! — обрадовано отвечает Де-Форрест.
— Каждый год на коммунистическом зодиаке по своему чем-нибудь знаменит. Девятьсот тридцатый — началом колхозных экспериментов, девятьсот тридцать третий — потрясающим голодом, а настоящий — небывалым террором, — рассказывает словоохотливый Краус.
— Однако, господин Краус, как будто чем-то недоволен? — настороженно спрашивает Мак Рэд.
— О, нет, нет!… Это просто мои замечания, полученные на опыте, — заканчивает Краус своей любимой репликой, — поживете-увидите!
Три иностранца выходят из гостиницы и теряются в потоке спешащих людей. Большинство из них с серыми, усталыми, невыспавшимися лицами. Они плохо, безвкусно и бедно одетые и с откровенной завистью оглядывают добротные костюмы иностранцев.
— Не кажется ли тебе, Дуглас, что печать какого-то тяжелого бремени, лежит на их лицах и мешковатой одежде? — замечает Де-Форрест.
— Мой друг… Не поддавайся первым впечатлениям. Они часто бывают ошибочны, — нравоучительно отвечает Мак Рэд.
Впереди высятся в золотистом ореоле солнечных лучей, характерные кремлевские стены и оттуда доносится все нарастающая мелодия:
Трех иностранцев медленно всасывает длинная очередь, извивающаяся, как гигантский, пятнистый питон. К ним медленно, будто плывущая барка, приближается гранитный черно- красный мавзолей.
«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.