Черная тень над моим солнечным завтра - [6]

Светофор мигает и зажигается зеленый свет. Автомобиль медленно движется вдоль очереди. Возбужденному Мак Рэду хочется выкрикнуть какое-то пламенное приветствие. Рука его протягивается к дверце автомобиля.

— Я скажу им, что мы…

Но переводчица, следящая за движениями американца, удерживает его словами:

— У нас речи произносятся в специальных местах. Здесь мы помешаем движению и общественному порядку.

Автомобиль все еще катится рядом с очередью. За окном мелькают худые, заросшие и бородатые лица. Доносятся тяжелые вздохи и реплики:

— Хватит ли сегодня хлебушка?

— Хлебушко!?! Хлебушко!?!

— Намеднись так зря и простояли…

Два дворника выносят из очереди тело, упавшего без сознания истощенного человека.

Но Молотова не дает заметить этого Мак Рэду и Де-Форресту. Она хватает их за рукава, указывая на противоположную сторону улицы.

— Поглядите на этот прекрасный новый дом! В таких дворцах живут, рабочие в нашей стране!…

Автомобиль мчится по улицам Москвы. Молотова обращает внимание иностранцев на серый четырнадцатиэтажный дом.

— Это наша архитектурная гордость — гостиница «Москва».

— Мы остановились в ней. а также видели десятки фотографий еще у себя на родине, — равнодушно отвечает Мак Рэд.

— Однажды в Нью-Йорке мне пришлось жить в номере, который находился на шестьдесят третьем этаже, — замечает вскользь Де-Форрест.

— Это должно быть интересно! Какая величественная панорама должна расстилаться внизу… Огромный город, стрелы улиц и… увлечена Ирина.

Молотова уничтожающим взглядом смотрит на коллегу и прерывает ее.

— Бессмысленно строить высокие дома. Только капиталистическая эксплоатация… — Молотова делает паузу, не зная чем закончить, — впрочем, вот мы и приехали.

Автомобиль останавливается у подъезда Третьяковской галлереи.

Все четверо входят в знаменитое хранилище драгоценных картин.

В вестибюле их встречает человек с лицом профессора. Узнав иностранных гостей, он обращается к ним по-французски:

Вам, вероятно, угодно осмотреть сокровищницу русской культуры?… Позвольте мне предложить свои услуги в качестве проводника. Я служу здесь тридцать лет и каждый экспонат известен мне со всеми его…

Молотова становится между инженерами и проводником и говорит ему по-русски.

— Нет, нет! Мы сами осмотрим картины.

Шествие направляется из залы в зал. Инженеры оставляют без внимания пеструю и безвкусную мазню советских художников, задерживаясь только перед известными произведениями старых русских мастеров.

— Вот… — пытается задержать Молотова у картины, где чудовищно нагромождены уродливые, угловатые физиономии на фоне фабричных труб, — это знаменитая картина советского художника… «Стахановцы»…

Инженеры, безразлично кивая головами, идут дальше.

— А здесь вы можете видеть портрет нашего вождя, кисти художника…

Мак Рэд приостанавливается, но Де-Форрест говорит:

— Портретов вождя мы видели ужасно много. Мне кажется, что все советские художники пишут только его портреты. Нас больше интересуют прекрасные русские картины.

Группа направляется дальше, мимо бесконечных рядов картин в тяжелых золоченных рамах. Наконец, они останавливаются перед полотном художника Верещагина «Апофеоз войны».

— Гениально. Гениально! Глядя на эту картину, мне становится страшно! А, что если… После решительной схватки коммунизма с капитализмом, весь мир превратится в груду черепов? — спрашивает Де-Форрест у переводчицы.

— Это будут черепа только наших врагов. Мы будем воевать на чужой территории. Мы не отдадим врагу ни одной пяди своей земли и окажемся победителями! — отвечает Молотова, тоном школьника, бессмысленно зазубрившего урок.

— Вы так думаете? — спрашивает Де-Форрест.

— Так сказал наш вождь.

— Но все же, меня интересует ваше личное мнение. Как вы думаете?

— Нам некогда думать. За нас думает мудрый и великий вождь. Мы же должны только выполнить его прозорливые предначертания, — с пафосом отвечает комсомолка.

На лице Ирины появляется легкая тень иронической усмешки…

* * *

Зрительный зал Большого театра. Тысячами огней сверкают люстры и бра. Публика рассаживается по местам.

Американцы занимают удобную, обитую плюшем ложу. Мак Рэд приятно удивлен, увидев в соседней ложе стройную, со вкусом одетую молодую женщину.

— Товарищ Петерс!… — здоровается она с вошедшим седым человеком.

— Анна! Сегодня будем наслаждается буржуазным искусством? — иронизирует он.

Взвивается занавес и на искусно освещенной. сцене появляются воздушные девушки «Лебединого озера».

Перед очарованными зрителями проходят изумительно исполненные сцены классического балета. На лицах американцев нескрываемое восхищение.

— Бесподобно! — говорит Де-Форрест. — Какое восхитительное зрелище! Я не ожидал, что русский театр так прекрасен?

Паша Молотова безразлично глядит на сцену. Ирина, наоборот, очарована постановкой. На их лицах мелькают контрасты — восторга и безразличия.

— Как бесподобно они танцуют, — шепчет Ирина в антракте.

— Вам нравится балет? — спрашивает Мак Рэд у комсомолки.

— Не совсем. Это пережиток… Буржуазное искусство оставшееся в наследство от ожиревшего дворянства. Я предпочитаю цирк и более массовое искусство — кино. Даже Ленин сказал, что из всех искусств для нас самым важным является кино.