Черная шаль с красными цветами - [21]

Илья его об этом не спрашивал, но ведь сторонний человек таежной жизни не знает, надо рассказывать, что к чему, вдруг да пригодится где на пути…

Из каменки в избушке Федя наскреб золы, приготовил щелок — мыть голову. Потом заглянул в баню: незадолго перед этим крупные угли еще пылали синим огнем, предвестником угара, а камни со стороны верхних полков накалились до алого цвета.

Теперь алого уже не заметно, попригас, камни посерели, угли подернулись пеплом. Федя плеснул на каменку полковша, она рявкнула в ответ, хлопнула паром, словно выстрелила в потолок. Он еще плеснул, чтобы каменка очистилась от пепла и сажи, размягчил горячей водой веник, подмел верхний полок и лишь тогда закрыл дымоволок. Выйдя, плотно затворил дверь.

— Пусть теперь постоит, дойдет, — объяснил Илье, вытирая рукавом рубахи обильный пот, льющий с лица. — Настоится настоящий жар, он самые старые кости размягчит, будут как хрящи, — повторил он слышанную когда-то от отца поговорку.

Илья улыбнулся и покачал головой. Федя собирался в баню неторопливо и солидно, как настоящий усталый мужик. Принес пару веников и горячей водой пропарил их в корыте. Достал откуда-то две стареньких беличьих шапки-ушанки и одну подал Илье:

— Надень, Илья, чтоб голове не горячо, а то уши ошпарит, — и расхохотался, как озорной мальчишка. Чистые подштанники и нижнюю рубаху для Ильи оставили на воле, на колышке. Разделись тут же, отмахиваясь от наседающего комарья, голые, но в ушанках, юркнули в дверь. Войдя, постояли, согнувшись пополам, пытаясь привыкнуть к немыслимой жаре. Как поосвоились — выпрямились. Илья с восторгом захлопал себя по груди, животу, ногам:

— О-о! Вот это жар! Всем жарам жар! Да тут ежели поддать на каменку, сам вспыхнешь голубым огнем…

— Не бойсь. Сначала отогреемся и попотеем. Спешить некуда. В бане спешить — грех, — солидно сказал Федя и приказал по-дружески: — Полезай на полок, лежи спокойно и дыши. Только тихо, ногами каменки не коснись.

Илья хотел было последовать совету, но положил руку на доски полки и тотчас отдернул:

— Да жжет! Я расплавлюсь тут, Федя!

Федя засмеялся, деревянным ковшом облил полок холодной водой. Илья вскарабкался и лег. Под голову положил полено. Федя плеснул на каменку горячей воды — и снова она будто из ружья выпалила. Федя растянулся рядом с товарищем. Обжигающий ноздри жар спустился от потолка к полку, вцепился в лицо, схватился за кожу.

Закапал пот, полился, полил, выжимая из тела ненужную соленую воду, очищая человека и сверху и изнутри. Илья кряхтел с непривычки, держась изо всех сил, чтобы не сигануть вниз, не выскочить на улицу… Опять освоились с жаром, приняли в себя, нагрелись-накалились. Федя предложил:

— Я поддам еще, Илья, попотеем, остудимся в речке, а потом веничком похлещемся, aгa?

— Aгa, Федя. Валяй, поддавай, только заживо не свари.

Каменка снова рявкнула в ответ на кипяток, и жаром сверху прижало людей к доскам полка. Илья аж застонал. Федя сжалился:

— Беги за мной!

Выскочил на волю, высоко подпрыгнул, заржал по-жеребячьи и вскачь помчался к речке. Илья привычно прикрылся ладонями, но засмеялся сам себе: от кого здесь и прикрываться, в глухой тайге? Разве медведица из-за сосны подсмотрит, что ты там отрастил… Бултыхнулись в воду, ныряли, кувыркались, дурачились, как маленькие. При первом нырке вода словно вскипела вкруг раскаленного тела, а потом начала мягко омывать кожу, освобождая ее от пота и усталости, ласково успокаивая и кровь, и душу, и сердце. Так бы и не вылезал из ласковой речки, никогда бы не вылезал. Но Федя уже звал обратно:

— Пора, хватит! Теперь веничком, веничком! Дождался Илью в бане, плотно закрыл за ним дверь.

— Теперь опять ложись. Один. Вот тебе рукавицы, шапку надень.

Каменка выдохнула на них спрессованный горячий воздух, наполнив им баню до отказа. Федя парился, стоя на полу. Когда спина и плечи слишком раскалятся, присядет на корточки, отдышится. Еще дважды поддавал ковшиком. Илья после купания пообвыкся, кряхтел, но парился молодцом. Похлестались всласть! Побежали еще раз искупнуться, перед этим Федя открыл дымоволок и настежь отворил дверь — чтоб баня хорошенько проветрилась. Окунулись, поплавали, остыли.

И сделали еще один заход, попариться. И до того нахлестались, что Илья бросил веник, вылез на улицу и сел на порог:

— Уф, больше не могу. Сил не осталось совсем…

— Ты отдохни и вот, вымой голову щелоком, — сказал Федя.

Он присел на низенькой скамеечке, опираясь спиной о полок. Илья помылся, они искупались еще раз и оделись. Комары кружили вокруг, не решаясь вцепиться в их пышущие внутренним жаром тела.

Пока банились, солнышко склонилось к закату. Попили горячего чайку, восполняя утраченную, выпаренную воду, а уж потом доели глухариный суп. Затем Илья простирнул свое белье в том же щелоке, прополоскал в речке и развесил на кустах сушиться. Федя наточил на бруске старый отцовский нож с толстой рукояткой и сильно истонченным от времени лезвием, сделал для него ножны из бересты. Это для Ильи. Нельзя мужику по лесу без ножа шастать, не порядок. Затем снял с колышка запасные кожаные бахилы, старые, но годные еще, шерстью наружу, высокие голенища — в самый раз по лесам бродить. Показал Илье: