Черная шаль с красными цветами - [22]

— Вот, Илья, обутку тебе сыскал. Надень-ка, а свои смазные побереги. А то в городе не в чем щеголять будет.

Илья взял, прикинул: вроде великоваты. — Это только кажутся большими, потому что шерстью вверх. Подстилки сделаем потолще да портянки накрутишь — в самый раз станут. В таких по лесу да по камням куда сподручнее, вот увидишь.

— Да я с удовольствием, если вам не жалко.

— Для тебя-то?

Федя спустился к речке, ножом нарезал осоки и занес в баню, разложил на полке сушиться. Вечером легли рано, чтобы не проспать. Поднялись чуть свет, с первыми лучами солнца. Оба жадно выпили по кружке холодного чая. Федя вложил в бахилы Ильи подстилку, показал, как подвязывать веревочкой голенища, чтобы не мешали при ходьбе. Илья обулся, притопнул ногой, прошелся для пробы. Удивился:

— Надо же, до чего легко! Ногам хорошо…

— А то, — вздернул подбородок Федя.

Чтобы ничего забыть, он собрал все в кучу у кострища: ружье и патроны, топор, зипун, шабур, котелок для чая, остатки сушеных пирогов. Протянул Илье нож:

— Это тебе. Без ножа в лесу никак.

Плыть им предстояло по течению. А по течению, да когда за тобой никто не гонится, да не нужно ежеминутно оглядываться — ого, это не на шестах вверх по реке подниматься…

Федя сидел на корме и только изредка плескал веслом, придавая лодке нужное направление. Течение само прикатит, а раньше отца на росчисти все равно появляться незачем: отец наиглавный указчик, кому и что делать. Илья задумчиво сидел посередине лодки и озирался вокруг. Интересно, о чем он думает, когда молчит?

— Что, Илья, думаешь? — не удержался, спросил Федя.

— Я? А вот смотрю кругом и удивляюсь, до чего наша Россия велика и богата. Всякие земли есть… А большинство людей живут впроголодь. Вот, скажем, здесь — и лес, и вода, и рыба, и зверь-птица, и нефть. И, наверное, если поискать хорошенько, может много нефти оказаться. И на Ухте, и в других местах…

У Феди чуть не вырвалось: да что там искать, они с батей такие места знают — и искать не нужно. У Сухого болота пахучий газ сам наверх выходит, подожги — так не сразу и потушишь… Но вовремя спохватился. Сказал же батя: молчи. Значит, молчи и не трепись попусту. Бате виднее.

— И вижу, люди с добрым сердцем живут здесь. Без обмана, без хитрости, без лукавства. Работящие люди, только и отдыха — когда спят… Обманывают вас тут… бессовестно…

— Илья, — осторожно попросил Федя. — Ты, Илья, того… про царя… бате… худого не скажи.

— Почему? — удивился тот.

— А так… Царь, он царь и есть, не нашего ума птица. Про купцов можно сказать, про богатых вообще… Отец жадных не любит. А про царя… я тебя прошу…

— Ну, раз просишь, умолчу, Федя. Старших уважать надо. Да он и сам скоро узнает, что к чему. Придет время, всех хищников изведем, и все люди станут жить открыто, друг дружку не обманывая, ничего не боясь, принося пользу обществу…

— У нас в Изъядоре… не воруют.

— А добычу вашу лесную? Не за полцены ли берут? Я же говорил тебе. Да ты и сам знаешь. Опять же нефть. Если найдут здесь промышленную нефть, думаешь, вам чего достанется от того богачества? Держи карман шире! Все заберут, а на вашу долю оставят тяжкий труд от зари до зари. Вот такую несправедливую жизнь мы и опрокинем, Федя. И станем все богатства распределять трудящимся людям, по справедливости, никого не обманывая. Только сначала нужно победить. Борьба будет большая, Федя, тяжелая будет борьба. В пятом году мы попробовали, но не одолели, не хватило сил… Вот о чем я и думаю, Федюшка…

Долго плыли молча. Федя раздумывал, раздумывал, и никак не мог понять, как это станут делить все богатства… Нет, не укладывалось в голове. Может, конечно, чего-то Федя и не знает, не понимает, лесной он человек, городского ума нету. Но вот Илья хочет купцам под зад дать — как он говорит. Тогда кто же будет у охотников шкурки покупать? Кто нужный товар завезет? Дело-то не шуточное: и товару надо много — и разного, и, главное, хлопоты не маленькие…

Дичь им подвернулась. Утки много раз подымались перед лодкой, но Федя их не трогал. Пусть птенцов растят, время такое. А вот когда вспорхнул с земли большой черный глухарь и уселся совсем рядом, в ветвях сосны — он сразу потянулся за ружьем. Черный ком, с ветки на ветку, кувырнулся и бухнулся на землю. Пристали к берегу, Федя сходил за глухарем. Показал Илье красивую голову птицы с широкими красными бровями.

— Вот, батя просил одного взять. Тут мяса и супа нам на два дня хватит…

— Красивая птица, — оценил Илья. — Даже жалко такую.

— Не жалей, это уже старый глухарь. По весне теперь молодым мешать не будет, — улыбнулся Федя и оттолкнулся от берега.

Еще только приближаясь к устью Черью, Федя почуял запах дыма. Значит, отец уже здесь. Как только выплыли на Ижму, он направил лодку вверх по течению, несколько раз оттолкнулся шестом, и тут они увидели лодку старшего Туланова, она наполовину была вытащена на песчаную косу. Наверху, на обрыве, дымился костер. Федя пристал рядом с отцовской лодкой, и они с Ильей поднялись к костру. Отец уже орудовал топором, срубая заподлицо с землёй частый ольшаник на берегу. Минуты ведь не усидит без дела… Увидел сына с товарищем — подошел.