Черная пелерина - [49]

— Я собственными ушами это слышал. Даже название указывает на то, что речь идет о нашем городе.

— И здесь Маккинсли скорее отпадает как подозреваемый, не правда ли комиссар?

— По этой концепции — несомненно.

— Потом у Дюмолена мог быть еще кто-то. Анни признала, что слышала голоса. Мсье комиссар, у Дюмолена мог быть Пуассиньяк.

— И он возвращался в то время, когда его видели Фруассар и мадам Дюмолен. Стало быть, рукопись у него.

— Может быть, а может нет. Второй вариант представляет из себя нечто иное. Дюмолен отдал рукопись режиссеру или Пуассиньяку, а убит был совсем по другой причине.

— У Дюмолена вообще не было врагов.

— Ну, и еще третья версия. Дюмолен убит из-за рукописи, и рукопись одновременно выкрадена.

— Я склонен доверять последней версии.

— Фруассару нужна была рукопись? Наверное, нет. Он не мог ее продать или еще каким-то образом обратить в деньги.

— Извините, — перебил комиссар, — рукопись мог похитить преступник для уничтожения улик.

— Это тоже надо взять во внимание, особенно по той причине, что Дюмолен, как вы заметили, врагов не имел или, во всяком случае, вы не знаете никого, кто был бы заинтересован в его смерти, — с иронией сказал Рандо. Лепер покраснел и засопел от злости на самого себя.

— Маккинсли тоже не мог извлечь никакой пользы лично для себя, завладев рукописью. Дюмолен вкратце изложил содержание повести, так что коварство Маккинсли легко бы обнаружилось. И вообще для него более ценен сценарий, на котором стоит имя Дюмолена. Это очевидно. Луиза? Луиза пишет. Луиза завидовала славе своего опекуна. Она нелестно отзывалась о нем самом и о его творчестве. Она представительница молодежи, той части современной молодежи, которая под влиянием сильных эмоций способна на преступление. После смерти Дюмолена она заперлась у себя в комнате — в комнате, напоминающей скорее могильный склеп, нежели девичий будуар. Она не выходила из дома…

— Моя дочь тоже не выходила из дому, — вмешался комиссар.

— И ваша дочь тоже? — повернул голову инспектор. — Подружки, как я погляжу, не отличаются характерами.

— Но у меня такое впечатление, что они поссорились в последнее время.

— Смерть Дюмолена разрушила их дружбу…

— Этого я не знаю. Моя дочь замкнулась в себе, она еще и болела к тому же. Меня даже совесть мучает, что я не смог вплотную заняться ее здоровьем, но столько работы свалилось на меня, что…

— А какую пользу могла бы извлечь из рукописи жена Дюмолена? Точно такую же, как при жизни писателя. Проще говоря, деньги. Американские доллары. Смерть мужа позволяет ей соединиться с Фруассаром, а деньги позволяют жить вместе с ним в достатке. И опять мы вернулись к Фруассару. Но это слишком хорошо для того, чтобы быть правильным. Эту работу кто-то сделал за Фруассара. Этот парижский бонвиван способен украсть брошь, но никогда не способен убить. Тут сомнений быть не может. Я не ошибаюсь, коллега Лепер. Пуассиньяк! — Рандо остановился, уперев руки в бедра.

Комиссар утирал неизвестно в который раз вспотевший лоб. Было жарко, конечно, но от инспекторских размышлений вслух комиссара бросало в жар в такой степени. Лепер привык к спокойному, последовательному анализу событий, к собиранию гипотез, к переходу в расследовании от одной возможности к другой только в случае исчерпания всех аргументов. Рандо говорил быстро, перескакивая с одной темы на другую, не распутывая до конца начатые клубки и не делая никаких выводов. Система тулонца вот уже несколько лет доставляла Леперу много огорчений. После отъезда Рандо он всегда чувствовал неприятный укол в сердце и огромную усталость. И сейчас Лепер заставлял себя держать в покое собственные нервы.

— Пуассиньяк! Что знаем мы об этом хмуром радикале? Знаем много и в то же время удивительно мало, — продолжал неутомимый Рандо. — Мы знаем, что он несколько раз угрожал Дюмолену. Знаем, что он курит трубку и пользуется «неотложкой», похожей на ту, что мы нашли в кабинете писателя. Знаем, что мадам Дюмолен и Фруассар видели его в ту злополучную ночь. Знаем, что Пуассиньяк коллекционирует…

— В От-Морей не существует жителя, который бы чего-то не собирал! — Лепер старался ослабить последнее утверждение инспектора, но последний не обратил на это ни малейшего внимания.

— И наконец мы знаем, что Пуассиньяк был у Дюмолена в день его смерти, а точнее говоря, между семью и одиннадцатью часами. Мы знаем, что Пуассиньяк отрицает возможность быть виденным мадам Дюмолен и Фруассаром, он утверждает, что в указанное время находился у себя дома. Мы знаем, что никто не видел Пуассиньяка, входившим в дом на склоне. Очень много мы знаем, коллега Лепер.

Рандо вновь остановился и покачивался по своему обыкновению на каблуках. Взор его блуждал по верхушкам пальм.

Лепер знал, что Рандо сейчас поразит его каким-то вопросом, не имеющим ничего общего с расследованием. Он удвоил бдительность и молился в душе, чтобы быть в состоянии противостоять требовательности своего начальника. Но инспектор в этот раз обманул ожидания комиссара. Он взял его под руку и повел вдоль улицы.

— Давайте немножко пройдемся для здоровья, — сказал Рандо. — Скоро уже я покину ваш прекрасный городок. Вы нигде не видели Маккинсли?