Черная пелерина - [48]

— Надо же ему чем-то заниматься. Но он не выходит из рамок общепринятых приличий. Я и сам их иной раз побуждаю к усилению активности. В противном случае я выбивался бы из жизни города, а церковь должна бороться, чтобы существовать.

— Кто, по вашему мнению, заинтересован в смерти Дюмолена?

Кюре ответил не задумываясь.

— Мне кажется, никто. Мои прихожане гордились тем, что Дюмолен живет среди них.

— Я и сам бы охотно здесь жил, — серьезно сказал Рандо, оглядывая рыночную площадь, — милый, тихий городок. С меня уже предостаточно суеты большого города. Я не удивляюсь Дюмолену, что он каждый год приезжал в От-Мюрей. Здесь можно хорошо поработать. Однако я здесь столкнулся с утверждением, что это было чудачеством писателя.

— Не думаю. Дюмолен не был чудаком.

— К сожалению, я не знал его близко. Я читал его произведения. Ловко там все закручено. В них много литературной фантазии, конечно, но, надо признать, все очень логично. Последнее произведение он посвятил От-Мюрей…

— Что вы говорите? — всплеснул руками кюре. — А меня он там не срисовал?

— К сожалению, повесть пропала…

— Ага, — облегченно вздохнул кюре. — Теперь я буду спать спокойно. Когда-то Дюмолен намекнул мне, что увековечит меня в литературе, но я его попросил, чтобы он этого не делал. Мои начальники этого не любят.

— И что же в этом городке есть такого, что заинтересовало бы читателя? — Рандо рассматривал цветные крыши. — Или что было такого?

— Тут ничего не происходит. И мы ежедневно благодарим Господа Бога за это. Смерть Дюмолена прервала полосу нашего счастья, но я надеюсь, что этот случай будет единственным и у нас снова воцарится покой.

— Вы любили Шарля Дюмолена?

— Все для меня братья во Христе.

— Конечно. Это был приятный человек?

Кюре сунул руки в рукава сутаны.

— Мсье Маккинсли спрашивал меня о том же.

Рандо подумал, что дублирует роль американца, но это его еще более убедило в том, что информация кюре может очень многое прояснить.

— Из того, что мне известно, следует, что писатель был очень привязан к От-Мюрей, — сказал инспектор. — И он много жертвовал в общественных целях.

— Он помог установить орган в церкви, как я вам уже говорил…

— Да-да. Так что же это был за человек?

— Что это был за человек? — повторил, как эхо, кюре. — Я и сам над этим думаю.

— Он должен был быть привязан к городу, если так щедро сыпал деньги.

— Город его занимал. Ему приносило удовольствие давать. Я не хочу впасть в грех оговора, но, чем чаще я размышляю о святой памяти умершего, тем больше я утверждаюсь во мнении, что он воспринимал город, как сцену, на которой он управлял людьми, как марионетками. За деньги, к сожалению, в этом мире можно сделать из человека безвольную куклу.

— Значит, орган? — инспектор покачнулся на каблуках.

— Меня он тоже купил! — кюре Бреньон развел руками и поднял глаза к небу.

— Вы читали сегодня заметку о взносе Дюмолена на памятник в честь жертв мировой войны? Вы вообще-то читаете газеты?

— Я делаю это даже перед мессой. Я стараюсь обо всем попросить Господа и поблагодарить его за все хорошее.

— И с чем же вы вступили сегодня на Божий престол?

— Сегодня я молился о душе умершего.

Они издали заметили торопящегося комиссара Лепера. Оба улыбнулись, потому что комиссар сопел, как паровоз, идущий на большой скорости.

— Здравствуйте, святой отец. Здравствуйте, инспектор.

— Хвала вам…

Лепер приподнял шляпу.

— Благодарю вас за приятную беседу. — Рандо по-военному вытянулся. — Я пройдусь со своим коллегой Лепером.

Когда они прошли несколько десятков метров и свернули в одну из улочек, комиссар сказал не без обиды:

— Вы забыли известить меня о том, что Фруассара освободили.

— Конечно. Вы считаете, что я плохо поступил?

— Нет. Я хотел предложить вам именно то же самое. Я изменил концепцию.

— Это очень интересно, — Рандо смотрел прямо вперед, делая широкие шаги.

— Брошь украл сам Дюмолен! — сообщил комиссар и остановился, желая видеть, какое впечатление произвело его сообщение. — Таким образом он просто хотел обезопасить себя ввиду возможной кражи Фруассаром, которого много лет уже знал как птичку небесную. Поэтому его так и не обеспокоила эта кража.

— Очень интересно, — сказал Рандо, двигаясь с места. — Еще осталось найти убийцу и дело закрыто. Кто же убил? То-то и оно, — Рандо поднял палец вверх.

— Вне сомнения тот, кого интересовала рукопись.

— Версия, достойная рассмотрения, — признал Рандо. — В рукописи был заинтересован прежде всего режиссер Маккинсли.

— Только он один!

— Один? — удивился инспектор. — Я готов поклясться, что Дюмолен тоже был заинтересован в рукописи.

— Но Дюмолена уже не было в живых.

— Не было в живых? Но ведь он мог передать рукопись раньше, еще до своей смерти. Кто-то, бывший у него перед самой смертью, мог взять рукопись у писателя по какой-то причине.

— Маккинсли был у Дюмолена в тот день. Он сам признает.

— Если он был и получил рукопись, то убийство совершенно не из-за рукописи, но рукопись не найдена. — Рандо прямо-таки испытывал наслаждение от процесса распутывания проблемы. — Итак, есть два варианта. Некто, получивший рукопись, прочел ее и, найдя там что-то, ему не понравившееся, убрал писателя. Ведь Дюмолен ясно сказал, что пишет о маленьком городке, о взаимоотношениях в маленьком городке, не так ли?