Черная пелерина - [45]

— Часа два назад я слушал лекцию по истории Франции, сейчас познал кое-что из области криминалистики. Когда я вернусь в Америку, я стану, может быть, профессором университета! — пошутил Маккинсли.

— А теперь мой должок, — сказал инспектор Рандо, вынимая из ящика толстый том. Он ловко раскрыл книгу на нужной странице. Наклонившись немного, инспектор прочел монотонным голосом:

«Таллий — химический элемент, металл. Его следы можно обнаружить в некоторых растениях, например, в шпинате. В повседневной жизни он применяется в качестве отравы для крыс в виде гранул или пасты. В таком виде таллий не имеет ни вкуса, ни запаха и легко может спрятан в пище и питье. Смертельная доза таллия (в виде соединений — азотнокислого или сернокислого таллия) составляет около 1 г. Изменения после смерти не характерны».

— Что вы на это скажете?

Маккинсли развел руками.

— Заметка в энциклопедии о ядах.

— Вы правы, это еще ничего не говорит. Но прошу обратить внимание, что написал Дюмолен на полях: «подает ежедневно с десертом. В конкретном случае — с абрикосовым кремом». В последнее время Дюмолен пользовался зелеными чернилами. И сценарий был написан такими чернилами. Вы тоже это подтвердили. Эта пометка относилась к его последней работе? В сценарии кто-то кого-то должен был отравить, не так ли, мистер Маккинсли? — Рандо впился взглядом в лицо режиссера.

— Великолепно. Не читая сценария, вы знаете то же, что и я.

— Мне бы хотелось, чтобы вы кое-что пояснили.

— Маленький городок. Перед детективом сложное дело. Человек, отравивший другого, скрывается среди нескольких личностей, вызывающих полное доверие. Вот вкратце содержание сценария. Имен, придуманных Дюмоленом, я, разумеется, не помню. И я также не вижу связи с последующей смертью Дюмолена.

— Ну да, вы в лучшем положении, — без обиняков заявил Рандо, — потому что можете придумать какую-то фабулу, а я вынужден в нее верить, поскольку вы единственный, кто знает сценарий. Но я не сомневаюсь в том, что когда-то узнаю его. А теперь возвращаемся к конкретным вещам. Абрикосовый крем и две трубочки с кремом — название сценария вроде так и звучит? Вуазен уже много лет производит отличные трубочки с абрикосовым кремом.

— В городке все едят трубочки с кремом.

— И всегда по две, — заметил инспектор.

— И я тоже, — признался режиссер.

— И я себе не отказал в удовольствии. А вы видели Пуассиньяка, евшего трубочки?

— Нет, только его одного и не видел.

— Куда вы ездите на автомобиле с воспитанницей Дюмоленов?

— Иногда в направлении Канн, иногда в направлении Тулона.

— Вам нравится?

— Она в моем вкусе, — рассмеялся Маккинсли.

— Вы знаете, что Жакоб Калле — симпатичный мужчина?

— В глаза его не видел. Агнесс когда-то наверняка была красивой женщиной.

— Две трубочки с кремом, — сказал инспектор, глядя в потолок, — эффектное название для детективной повести.

— И для фильма, — прибавил Маккинсли.

Кондитерская «Абрикос» была набита битком. В воскресный полдень здесь собирались все солидные обитатели городка, свободные от дел и забот. Но со дня убийства Дюмолена мсье Вуазен вынужден был удвоить производство продукции. Каждый имевший свободную минутку, направлялся в кондитерскую, чтобы порассуждать о том, что нового произошло и как далеко продвинулось следствие. Здесь подробнейшим образом комментировались обычные сплетни, выдвигались самые смелые версии, высмеивалась полиция, которая, по мнению большинства, прошла мимо серьезных вещей при проведении расследования. Естественно, все это подавалось под политической приправой. Неумолимо приближался срок выборов в городской совет, и обе партии безжалостно использовали малейшую возможность. Смерть Шарля Дюмолена и таинственные обстоятельства, при которых было совершено убийство, составляли почву для пропаганды и усиления борьбы.

Теперь переживала время триумфа партия Дюверне. Котар-старший в который уж раз читал вслух статейку из «Голоса юга».

«Вся французская общественность с болью восприняла удар, нанесенный преступной рукой. Великий гражданин нашей родины, известный писатель Шарль Дюмолен ушел от нас в расцвете творческих сил, полный политических замыслов, ясных и целенаправленных, призванных вернуть Франции красоту ее традиций. Но память Дюмолена не умрет!».

Котар в этом месте смотрел на лица собравшихся у его столика слушателей, которые кивали в подтверждение того, что полностью соглашаются с выводами автора заметки.

«Но память Дюмолена не умрет! Он будет жить в наших сердцах, он послужит историческим примером для нашей молодежи. Великий писатель не забыл нас! Он сдержал слово, связавшее его однажды с обществом настоящих и верных сыновей Франции. Вдова Шарля Дюмолена, неутешная в своей скорби, исполняя его волю, передала 250000 франков на строительство памятника жертвам войны, который вознесется в нашем городе вечной славой простых героев, павших во имя свободы».

— Бомба! Бомба! — потирал руки мсье Жифль.

— Граждане! — мсье Котар расправил плечи. — Это великий день для нашего города. Мсье Дюверне, примите наши поздравления.

Дюверне, сидевший за овальным столом в нише, счастливо улыбался.