Чёрная музыка, белая свобода - [30]

Личностную ничтожность, бездуховность, эмоциональную тривиальность импровизатора в новом джазе уже не скрыть техническим совершенством исполнения чужой (или якобы своей, но отчужденной) музыки, идеальным выполнением эстетических предписаний (пустопорожней виртуозностью) — изменилась сама техника создания эстетической конструкции.

Новый джаз и поэтика Достоевского

Авангардный джаз в центр своей эстетической системы ставит человеческую личность, а не абстрактную закономерность или природную объективную реальность. Это означает, что в основе эстетической системы свободного джаза лежит представление не о всеобщей эстетической или стилистической истине, единой для всех музыкантов направления, а о плюрализме этой истины. Следовательно, художественная система нового джаза представляет собой открытое единство индивидуальных личностных (нередко противоположных) эстетических сущностей (истин, художественных правд, идей, сознаний). Этот принцип художественного функционирования нового джаза роднит его с созданным Достоевским полифоническим методом художественного мышления.

Первооткрыватель и блестящий интерпретатор созданного великим писателем способа художественного познания Михаил Бахтин впервые (еще в 20-е гг.) дал философское обоснование глубочайшего реализма полифонического метода художественного мышления — единственного способа художественного изображения идеи, т. е. жизни человеческого сознания. Бахтин впервые вскрыл механизм неизбежного превращения положения о монизме бытия в идеалистический принцип монизма сознания при изображении в искусстве жизни идеи монологическим художественным способом, ориентированным на одно-единственное сознание — носитель абсолютной истины.

Монологический способ художественной организации, когда он претендует на изображение личностного самовыражения, неизбежно должен игнорировать множество существующих «эмпирических человеческих сознаний», ибо главный принцип философского монологизма — отрицание возможности существования индивидуальной истины, утверждение существования истины лишь в виде не закрепленного за личностью метафизического истинного сознания вообще («абсолютного духа», «абсолютного слуха», нормативного сознания), т. е. идеалистическое утверждение самодостаточности для постижения истины одного (или единого, всеобщего) сознания. «Должно отметить, — пишет Бахтин, — что из самого понятия единой истины вовсе не вытекает необходимость одного и единого сознания. Вполне можно допустить и помыслить, что единая истина требует множественности сознаний, что она принципиально не вместима в пределы одного сознания, что она, так сказать, по природе событий-на и рождается в точке соприкосновения разных сознаний. Все зависит от того, как помыслить себе истину и ее отношение к сознанию. Монологическая форма восприятия познания и истины — лишь одна из возможных форм. Эта форма возникает лишь там, где сознание становится над бытием и единство бытия превращается в единство сознания»[35].

Понятно, что на монологической платформе невозможно никакое плодотворное диалогическое общение, подлинное художественное взаимодействие сознаний. «В сущности идеализм знает лишь один вид познавательного взаимодействия между сознаниями: научение знающим и обладающим истиной не знающего и ошибающегося, т. е. взаимодействие учителя и ученика, и, следовательно, только педагогический диалог»[36].

Примечательно, что джазовый тип восприятия по сути своей всегда был чужд монологическому восприятию. В традиционном неджазовом музыкальном произведении «знающим, понимающим, видящим в первой степени является один автор. Только он идеолог»[37]. Лишь автор музыки (композитор) — носитель идеи, содержания. Музыканты (исполнители) практически не оказывают влияния на идею, смысл музыки. Их индивидуальность влияет не на идею, смысл или форму, а лишь на интерпретацию «подачи», на трактовку внешней стороны обрамления «музыкальной картины», освящение и интерьер, в которых она экспонируется (вещи тоже немаловажные). Их творчество вторично по своей сути. Лишь одно сознание, одна точка зрения господствует в музыкальной пьесе — авторская. Этот принцип неизбежно проявляется в музыке как элемент ее формы, а значит, и как идея, смысл.

Джазовая же пьеса тотчас утрачивает смысл, когда она йотируется и воспроизводится как произведение одного автора-композитора (если, конечно, сам автор не является ее единственным исполнителем). Так возникает неджазовая музыка. И дело вовсе не в том, что исчезает импровизационность — имманентный и неотъемлемый элемент джаза, дело в том, что исчезает диалогический, идейно-полифонический характер художественного метода джазового искусства, возникает чуждый джазу монологизм идейный,философский и в конечном счете монологизм восприятия. Ведь по существу даже эффект свинга в джазе слушатель воспринимает как активное расширение своего сознания за счет живого диалогического общения с равноправными чужими сознаниями (идеями), как эмоциональное восприятие своей собственной личности, которая реализуется лишь в живом общении с другими «незавершенными» (т. е. не претендующими на абсолютность, а значит, и глубоко личностными, персонифицированными) идеями. Страстная интимность свинга — результат слушательской самореализации в равноправном идейно-эмоциональном диалоге. В неджазовой музыке возможна любая степень эмоциональной взволнованности, но невозможно чувство свинга (которое, конечно же, не имеет никакого отношения к атмосфере ритмической горячности и лишь частично связано с особенностями джазовой метроритмической системы).