Чёрная музыка, белая свобода - [29]
В новом джазе общая стилистика стала второстепенным критерием музыки, так как сама стилистическая цепь распалась. Точкой отсчета в авангарде стала личность, а не канонизированный прием, стиль, форма. (Здесь нужно оговориться, что под стилем, формой, приемом подразумевается всеобщее, а не особенное. В традиционном джазе форма была носителем общестилистического, в свободном джазе она стала единственным носителем индивидуального, личностного. В авангарде форма выступает не в своем старом качестве носителя стилистики направления, нормативного языка, эстетических опосредовании, а в новом качестве тождества личностному началу музыки.) Личностный аспект джаза (и без того значительный) получил в авангарде дальнейшее развитие, поэтому и воздействие нового джаза на слушателя, контакт музыканта со слушателем стали сильнее и теснее, ибо личность музыканта в свободном джазе предельно обнажилась, личностная экспрессивность музыкального изложения (драйв) необычайно возросла. Парадоксально, но верно: в авангарде мы скорее приемлем или не приемлем не музыку, а человека.
Интерпретатор и импровизатор
Несомненно, что многие музыканты традиционного джаза отличались и высокой индивидуальностью, и значительной художественной одаренностью. Конечно, на старом джазе лежала печать эстетической ограниченности массовой культуры, хотя историческая обусловленность этого понятна; но не следует обманывать себя: личностная заурядность при незаурядной художественной индивидуальности — характерная особенность музыканта традиционного джаза, где она встречается чаще, чем в авангарде.
Не нужно думать, что в классической («серьезной») музыке музыкант —личность более значительная, духовно превосходящая джазового музыканта. Нет, скорее наоборот. Но в «классике» музыкант — не композитор, не творец, а интерпретатор. От среднего исполнителя в музыке академической традиции требуется высокий профессионализм (техничность) да элементарный вкус (встречается реже). Его творческий потенциал по сравнению с талантом джазмена другого порядка. На исполняемую им музыку его личность накладывает меньший отпечаток, чем личность джазмена. Композиторская, а не его индивидуальность запечатлелась в музыке, композиторские, а не его мышление, вдохновение, гений создали эту музыку, которая существовала до него и будет существовать после концерта. Несомненно, индивидуальность исполнителя в традиционной «Классике» — очень важная, но не главная составляющая значительности музыки. Не то в джазе. Джазовая музыка не отделима от музыканта. Ее не существовало до него, она исчезает с ним. Но композиторский дар джазмена —талант особого свойства. Многие ли композиторы способны создавать музыку высокого качества без подготовки, длительной работы, отделывания и переписывания (скажем, как пушкинский Моцарт)? Немногие. Счет пойдет не на десятки, а на единицы. А между тем высокоразвитая импровизационная способность — явление заурядное в джазе. Конечно, это говорит вовсе не о личностном превосходстве джазмена над композитором или музыкантом-«классиком», а лишь о своеобразии джазового таланта и о качественно иной роли личности джазового музыканта в творческом акте создания музыки по сравнению с музыкантом неджазовым. В конце концов главное — это не умение музыканта, не его ремесленный навык, а содержательность и глубина музыки, им исполняемой. А это уже находится в прямой зависимости от личностной значительности сочинителя.
К сожалению, традиционное неджазовое исполнительство почти не предоставляет музыканту возможности для серьезной личностной самореализации. «В жизни каждого серьезного исполнителя, — замечает Хиндемит, — наступает пора, когда он осознает, что выступления в некой возвышенной роли общественного шута не могут быть конечной целью его существования и что должна быть какая-то более высокая цель, чем сосредоточение в течение всей жизни на мысли, как взять требуемый звук нужной силы в надлежащий момент».[34]
Лишь в неоавангардистской европейской музыке наметился перелом в этом отношении, сближающий ее исполнителя с джазменом. Благодаря использованию подвижных форм, введению алеаторики, импровизации, вероятностного принципа в технику создания музыкального текста (нередко композиция вообще не имеет традиционной партитуры) неизмеримо возросла роль исполнителя в продуктивном творческом процессе. В связи с изменением и усложнением техники создания музыки проблемы интерпретации замещаются в новой музыке проблемами ее реализации, а идея верности написанному однозначному тексту уступает место принципу поливерсии. Развитие современного исполнительства явно идет в направлении сближения с джазовым музицированием. Создается новый тип исполнителя, который по необходимости должен обладать высоким продуктивным (а не только репродуктивным) творческим потенциалом.
Симптоматично, что художественное достоинство музыки в новом джазе стало зависеть от гармоничного единства художественной одаренности и личностной значительности музыканта. Одного из этих компонентов (в отличие от старого джаза) стало уже недостаточно, ибо в свободном джазе музыкант из адепта существующей художественной системы направления становится создателем собственного художественного мира. А так как формирующим принципом в эстетике авангардного джаза становятся духовные и эмоциональные особенности музыканта, которые он с максимальной непосредственностью пытается донести до слушателя, то личностная значительность художника — основа высокого эстетического эффекта в свободном джазе.
Японская культура проникла в нашу современность достаточно глубоко, чтобы мы уже не воспринимали доставку суши на ужин как что-то экзотичное. Но вы знали, что японцы изначально не ели суши как основное блюдо, только в качестве закуски? Мы привычно называем Японию Страной восходящего солнца — но в результате чего у неё появилось такое название? И какой путь в целом прошла империя за свою более чем тысячелетнюю историю? Американка Нэнси Сталкер, профессор на историческом факультете Гавайского университета в Маноа, написала не одну книгу о Японии.
Ксения Маркова, специалист по европейскому светскому этикету и автор проекта Etiquette748, представляет свою новую книгу «Этикет, традиции и история романтических отношений». Как и первая книга автора, она состоит из небольших частей, каждая из которых посвящена разным этапам отношений на пути к алтарю. Как правильно оформить приглашения на свадьбу? Какие нюансы учесть при рассадке гостей? Обязательно ли невеста должна быть в белом? Как одеться подружкам? Какие цветы выбирают королевские особы для бракосочетания? Как установить и сохранить хорошие отношения между новыми родственниками? Как выразить уважение гостям? Как, наконец, сделать свадьбу по-королевски красивой? Ксения Маркова подробно описывает правила свадебного этикета и протокола и иллюстрирует их интересными историями из жизни коронованных особ разных эпох.
Настоящая книга Я. К. Маркулан, так же как и предыдущая ее книга «Зарубежный кинодетектив», посвящена ведущий жанрам буржуазного кинематографа. Киномелодрама и фильм ужасов наряду с детективом и полицейско-шпионским фильмом являются важнейшим оплотом буржуазной массовой культуры. Они собирают наибольшее количество зрителей, в них аккумулируются идеи, моды, нормы нравственности и модели поведения людей капиталистического мира. В поле внимания автора находится обширный материал кинематографа капиталистических стран, в том числе материал фильмов, не шедших в нашем прокате.
Изделия из драгоценных камней — не просто аксессуары, все они имеют особое значение в жизни своих обладателей. Изумительной красоты кольца, трости, камни, карманные часы, принадлежавшие царям и дворянам, императрицам и фавориткам, известным писателям, не только меняли судьбы хозяев, они творили саму историю! Перед Вами книга об уникальных шедеврах ювелиров и увлекательных историях вокруг знаменитых драгоценностей. Какие трости предпочитал Пушкин? Правда ли, что алмаз «Шах» стал платой за смерть Грибоедова? Что за кольцо подарил Лев Толстой своей жене Софье Андреевне? Какой подарок Александру I сделала Жозефина Богарне? Какова тайна бриллианта «Санси», и что за события связаны с жемчужиной «Перегрина»? На эти и другие вопросы отвечает автор в своей книге.
В книге Роберто Калассо (род. 1941), итальянского прозаика и переводчика, одного из зачинателей и многолетнего директора известного миланского издательства Adelphi, собраны эссе об издательском деле – особом искусстве, достигшем расцвета в XX веке, а ныне находящемся под угрозой исчезновения. Автор делится размышлениями о сущности и судьбе этого искусства, вспоминает о выдающихся издателях, с которыми ему довелось быть знакомым, рассказывает о пути своего издательства – одного из ярчайших в Европе последних пятидесяти лет.
"Ясным осенним днем двое отдыхавших на лесной поляне увидели человека. Он нес чемодан и сумку. Когда вышел из леса и зашагал в сторону села Кресты, был уже налегке. Двое пошли искать спрятанный клад. Под одним из деревьев заметили кусок полиэтиленовой пленки. Разгребли прошлогодние пожелтевшие листья и рыхлую землю и обнаружили… книги. Много книг.".