Через полюс — на экватор - [77]

И вот рано утром выезжаем в Кампалу. Тяжело груженные машины мягко катятся по асфальтовому шоссе. А как они пойдут по плохим дорогам этих двух маленьких стран? В Кампале заправка, проверка уровня масла. Один из наших шоферов, который провожает нас до границы, обращает мое внимание на масляный щуп. Вместо темно-коричневого слоя масла на конце щупа вижу серовато-белую пену. Похоже, что в масло попала вода. Если это так, то через несколько километров двигатель выйдет из строя. Это поломка серьезная, на нее требуется в лучшем случае несколько дней, а то и полная замена мотора, которого, конечно, здесь не достанешь. Решать надо сейчас: ехать на одной машине, конечно, большой риск, ждать ремонта — может кончиться срок действия виз, полученных с таким трудом. И мы решаемся ехать.

Но снова проблема: как уложить в одну машину весь наш груз, с таким трудом размещавшийся раньше в двух? Около бензоколонки, рядом с «Гранд отелем», разгружаем обе машины. Вокруг нас собирается толпа любопытных. Строгий отбор самого необходимого. Делим снаряжение на две неравные части — большая должна ехать с нами. Отказываемся от продовольствия, сокращаем количество палаток до минимума и все равно видим, что груз на шесть человек разместить в одной машине невозможно. Нам удается на одной из колонок в городе купить большой багажник, рассчитанный на микроавтобус. Это как раз то, что нам нужно. Трое усядутся на переднем сиденье. Машина перегружена настолько, что рессоры осели. Но мощный мотор почти не чувствует двойной нагрузки. Пробую тормозить — все в порядке. Пока шоссе асфальтовое, надо держать приличную скорость, мы и так опаздываем. Сегодня надо быть в городе Кабале, это более 260 миль от Кампалы, а часть пути идет по трудной горной дороге. Через пятьдесят миль меняем водителя. Меня сменяет Владимир Владимирович, а его — Краснов. Почти прямая лента асфальтового шоссе позволяет развивать скорость до 70 миль в час. Проезжаем Масаку, Мбарару и уже в сумерках подъезжаем к Нтунгамо. Здесь кончается асфальт, дальше пойдет трудная горная дорога, по которой лучше всего ехать днем. Где-то здесь находятся берилловые рудники.

С их владельцем месье Рене мы познакомились на конференции в Энтеббе. Решаем переночевать в усадьбе месье Рене. Конечно, усадьба — это громко сказано. На вершине холма за живой изгородью стоит бунгало, похожее на барак из дюралевых гофрированных щитов. Нас встречают несколько испуганных африканцев. Они с трудом говорят по-английски, и мы понимаем, что хозяев дома нет — приедут завтра. Просим разрешения поставить три палатки на теннисном корте. Через двадцать минут три наших палатки стояли полукругом, горели газовые лампы, а на плите закипал чайник. Темная звездная ночь, непрерывный, звон цикад, кружка чая успокаивают нервное возбуждение, которое возникает при быстрой езде.

Затемно, мы встали, позавтракали, нагрузили наш «джип». Наш маленький отряд, состоявший из одного члена-корреспондента, трех профессоров и двух научных сотрудников, при сборах действовал в несколько раз быстрее, чем армия наших неопытных экспедиционных рабочих. Наша активность несколько удивляет слуг Рене, которые не привыкли видеть белого за физической работой. Они пытались нам помочь, но эта помощь была малоэффективна.

Когда через две недели мы возвращались назад и с Владимиром Владимировичем заехали к месье Рене поблагодарить за гостеприимство, он со смехом рассказывал нам о впечатлении, которое мы произвели на его слуг.

Месье Рене владел несколькими небольшими шахтами, скорее у нас бы их назвали шурфами, в которых работали два-три десятка африканцев, кустарным способом добывая берилл. Даже при мизерной оплате труда эти шахты почти нерентабельны, и месье Рене все время рискует обанкротиться. Но все-таки это обеспечивает сносную жизнь ему и жене. Если его производство прогорит, то в Европе ему дела не найти — он ведь лишь мелкий предприниматель. И действительно, перспектив на развитие нет никаких. Его производство, как малорентабельное, никто не купит, даже государство, и он видит полную безнадежность своего дела. Таких мелких шахтовладельцев здесь довольно много, и все они постепенно разоряются. То ли дело какая-нибудь крупная компания вроде «Килембе майнинг компани» по добыче меди в горах Рувензори, у тех размах — восемь тысяч рабочих, крупная канадская фирма. Ее управляющий жаловался мне, что у него на рудниках, очень низкая производительность труда, что фирма несет сплошные убытки и вообще, почему они здесь, никому непонятно. Ведь подумайте, в Канаде, на одного рабочего приходится 12 тонн руды, а здесь всего две — в шесть раз меньше. На мой вопрос: «Ведь ваши рабочие в Канаде получают ровно в сто раз более высокую зарплату — так что вам эти рабочие минимум в пятнадцать раз дешевле, разве вам это не выгодно?» — он удивленно поднял голову: «Вы экономист?» — «Простите, нет, я — географ». — «Ах, ну тогда вы просто ничего не понимаете». Он пожал плечами и поспешил закончить разговор.

На рассвете мы были уже далеко в горах. Ландшафт сильно изменился. На смену кустарникам и зарослям слоновой травы пришли многочисленные ступеньки возделанных террас на склонах. Плотность населенна мучительно увеличилась. Хотя горы и становились выше, на их склонах почти не оставалось пустующих земель — все было тщательно обработано. Эти районы одни из самых благодатных в Уганде, здесь не знают засухи, а плодородная земля позволяет снимать два-три урожая в год. Дорога становилась все труднее и круче. Часто приходилось включать первую скорость. Но вот наконец и перевал. С него открывается прекрасная панорама.