Через полюс — на экватор - [78]

Мы приехали в Кабале довольно рано, после визита в местный областной комиссариат двигаемся дальше. Преодолев еще один перевал, мы спускаемся в Кисоро. Отсюда открывается величественная картина на очень правильный конус вулкана Мухабура. Он известен еще и тем, что на его залесенных склонах живут гориллы. Ради них создан специальный заповедник.

Перед машиной — шлагбаум. Оформляем выезд, и шлагбаум поднимается. На этих коротких ста метрах до руандийского поста мы должны переехать на другую сторону дороги — в Руанде и Бурунди правостороннее движение. Это не страшно, для нас оно привычно, только вот беда — руль у нас с правой стороны. Правда, машина оборудована дополнительными зеркалами, но обгон значительно затрудняется; для того чтобы видеть обстановку впереди обгоняемой машины, приходится или полностью выезжать на левую сторону или просить у сидящего с левой стороны рассказывать, что видно впереди.

Снова паспорт, анкеты, последний шлагбаум поднят, и мы въезжаем в Руанду. Это бывшая бельгийская колония, теперь независимая республика, но французский язык по-прежнему в ходу. Здесь уже будут, не мили, а километры, бензин не в галлонах, а в литрах. Кстати, восточноафриканские республики тоже переходят на метрическую систему. Причем в Уганде это делается очень решительно. Как раз, когда мы работали там, было опубликовано постановление правительства, запрещающее отныне в магазинах пользоваться старыми мерами веса, объема и длины. Владельцы магазинов не преминули этим воспользоваться и при переводе в новые единицы подняли цены, рассчитывая, что при общей путанице, сопровождающей такой переход, это пройдет незамеченным. Конечно, долго еще будет население переводить в уме все обратно на привычные фунты и футы.

Мы едем по неровной, бугристой дороге, по лавовым полям, окружающим подножие Мухабуры.

Опять шлагбаум. Несколько вооруженных солдат приказывают нам остановиться. Солдаты держат винтовки наизготовку. Когда из машины вылезли Белоусов, Милановский, Краснов и я, офицер неожиданно скомандовал: «Обратно». Мы недоуменно пожали плечами и влезли обратно. Дальнейший разговор Белоусов вел через открытое окно машины. «Ваши паспорта, господа, вы бельгийцы? Ах, из Советского Союза. Но вы не из Бельгии едете. Так, говорите, геологи? Ваш маршрут — Рухенгери, Гизеньи, Кибуе, Шангугу. А зачем вам в Чиангугу? А вы действительно не бельгийцы?» Внимательно просматривают наши паспорта, рассматривают фотографии, интересуются, не говорят ли по-французски остальные. Еще два или три раза спрашивают, не бельгийцы ли мы, и наконец пропускают нас, как мне показалось, с некоторым сожалением или сомнением, что мы все-таки не бельгийцы.

Уже значительно позже мы поняли, за кого нас принимали. Несколько лет назад, когда в соседней стране Конго свирепствовали наемники Шрама, тревожно было и в Руанде. Захватив Букаву на границе с Руандой, бандиты требовали пропустить их на территорию Руанды, так как в Чиангугу находится единственный аэродром, с которого можно было улететь обратно в Европу. Они угрожали силой прорваться через границу. Последнее время через территорию Руанды снова начали просачиваться наемники в Конго. Нас, по-видимому, и приняли за них. А когда из машины один за другим начали вылезать крупные, рослые мужчины, сантиметров на двадцать пять выше любого из их солдат, офицер испугался и решил, что в машине с нами безопаснее разговаривать. Особенно его насторожило упоминание о Шангугу. Я должен признаться, что вид у нас был, конечно, довольно подозрительный. Шестеро рослых мужчин, без женщин и детей, тяжело груженная машина — все это настораживало. Правда, единственное, что, может быть, смягчало впечатление, — это отсутствие среди нас бородатых. Позже нам рассказали об одном европейце-туристе с бородой, который путешествовал на попутных машинах и которому пришлось отсидеть несколько месяцев в тюрьме, прежде чем разобрались, что к чему.

Надо было спешить в Рухенгери. Там располагается геологическая служба Руанды. Возглавлял ее месье Бертоса, швейцарец. Он встретил нас очень любезно, помог устроиться, посетил с нами префекта и подарил нужные нам карты и оттиски геологических статей.

Дальше наш путь лежал в Гизеньи. Дорога была очень живописной. Здесь, так же как и в Южной Уганде, все склоны гор освоены. Плотность населения очень высока — 120 человек на квадратный километр. Когда мы выходили из машины, мгновенно собиралась толпа человек в сорок — пятьдесят, причем она непрерывно росла. Живописно одетые в яркие ткани женщины с ношей на головах. Останавливаясь, они не снимают поклажи, а так свободно стоят и рассматривают нас. Мне часто приходилось наблюдать, как группы женщин с полными кувшинами воды на головах долго судачат, словно их ничто не обременяет. Очень редко можно увидеть африканца, несущего что-нибудь в руках. Я вспоминаю историю, когда Владимир Владимирович послал мальчишку на почту за маркой, тот вскоре вернулся, неся камень на голове. Оказывается, он положил марку на голову, а чтобы она не улетела, придавил: ее большим камнем. Особенно интересно наблюдать за дорогой в базарный день, когда вереницы африканцев несут на рынок разные плоды и предметы на продажу. Вот горшечник связал пять горшков между тремя шестами, водрузил средний на голову и несет. Женщины и мальчишки несут корзины с маниокой, ананасами, а большая, гроздь бананов держится прямо на голове. Большие горшки с банановым пивом несут, чуть наклонив горловину вперед. Когда их несут обратно пустыми, то горловины наклонены вниз, как знак того, что пива в них нет. А вот корзинщик с огромной горой своей продукции или какой-нибудь другой торговец с вязанкой дров — тоже на голове.