Через полюс — на экватор - [56]

Не желая задерживать всех, а мне очень хотелось снять на киноленту этих двух молодцов, раскрашенных красной краской и настроенных очень дружественно, я оставил одну машину, а другую отправил вперед. Минут десять — пятнадцать я производил съемки.

Когда мы тронулись, то Питер показал на указатель топлива — остался галон, от силы полтора в баке, а канистра с бензином, купленная на содовом комбинате, уехала на передней машине. Если мы их не догоним, то остановимся где-то в саванне. В общем, страшного ничего не было, только прошло бы много времени, прежде чем они, приехав в лагерь и подождав нас, вернулись бы, истратив последние остатки горючего. Единственный выход был попытаться догнать ушедшую вперед машину и остановить ее. Причем надо это сделать, пока у нас не кончится бензин.

Питер повел машину с бешеной скоростью. Пожалуй, только в американских боевиках можно было увидеть подобную езду. Мы неслись со скоростью около 60 миль в час. Нас неимоверно швыряло на ухабах, иногда машина накренялась, и несколько мгновений казалось, что она несется только на одной паре колес. На изгибах дороги Питер срезал углы, несясь напрямую через саванну. Наконец впереди мы увидели облако пыли, поднятое передней машиной. Это подбодрило Питера, и он увеличил скорость. Скоро мы столкнулись с другой проблемой: достаточно нам было подъехать на 300–500 метров, как все исчезало в буром тумане пыли от передней машины, и все препятствия, которые перед этим Питер объезжал с большим искусством, не были видны. Стрелка твердо показывала нуль. В любой момент машина могла остановиться. Наши крики, сигналы, гудки не были слышны впереди. Никто не оборачивался, так как, кроме облака пыли, позади не было видно ничего. Наконец Питер изловчился и в каком-то месте срезал по прямой плавный поворот дороги. Теперь машины неслись рядом. Сначала передняя машина попыталась устроить гонки, но, увидев свирепое выражение моего лица, Морари нажал на тормоза, и как раз вовремя, так как наш мотор начал чихать. Все окончилось благополучно, но этот маленький эпизод указал нам на то, что надо быть осторожными и что не надо разделяться без особой необходимости, а также что нельзя полагаться на дальновидность наших шоферов. Ведь дозаправить машины можно было, когда они нас ждали на речке, а не ехать, пока бак опустеет.

С бензином вообще плохо. Наши расчеты заправиться в содовом комбинате не оправдались. Нам еще предстоит всей колонной ехать около 100 миль до Найроби; одна машина имеет поломанный дифференциал, так что ее придется взять на буксир, у другой садится аккумулятор. Пока нас подводит только транспорт, все остальное в порядке.

Мы вернулись в лагерь в темноте. Все было собрано, ждали нашего приезда. Проверив площадку и хижины — не забыли ли чего-нибудь, — мы выехали в Найроби. Расчеты показали, что всем машинам бензина до города не хватит. Поэтому наша головная машина выехала вперед, с тем чтобы привезти машинам горючее и дозаправить их. В общем, добрались мы домой без приключений около двенадцати часов ночи. Дома нас ждал Калеб, который сообщил, что вчера ночью кто-то пытался вломиться в наш дом, разбил окно. Он сообщил также и о том, что приезжала полиция, но обнаружить преступников не удалось. Очевидно, бдительный Калеб спугнул воров. Полиция огорчена происшедшим, и теперь, когда мы отсутствуем, наш дом находится под пристальным наблюдением полиции.

Дорогой читатель, я нахожусь в некотором затруднении. Мне кажется, если дальше продолжать рассказ о нашей экспедиции, шаг за шагом следя за успехами и неудачами, то рассказ мой станет скучным и вам скоро надоест слушать. Поэтому я хочу прервать последовательность повествования и рассказать только о нескольких эпизодах нашей жизни, представляющих особый интерес.

ЖИЗНЬ В НАЙРОБИ

Каждый раз, возвращаясь с полевых работ, мы проводили несколько дней в Найроби. Надо было отдохнуть, привести в порядок свои полевые записи, подготовиться к новому выезду в поле, встретиться с местными учеными и пригласить к себе наших друзей.

Когда мы приглашали кого-нибудь в гости, то стремились угостить блюдами русской кухни. Повар Джеймс отказывался от приготовления незнакомых ему русских блюд. Тогда Николай Алексеевич брался за дело: он готовил щи или борщ. Даже как-то замышлялись пельмени…

Круг знакомств в Найроби у нас увеличивался, этому способствовали наши общественные связи. Сначала Владимир Владимирович прочел лекцию в геологическом клубе. Этот клуб объединяет около 200 членов, любителей геологии. Они регулярно собираются в университете, где выступают с докладами как любители, так и профессионалы. Раз в месяц совершаются коллективные выезды в сафари для осмотра района, любопытного в геологическом отношении. Секретарь общества — декан геологического департамента университета доктор Люпекин (по происхождению русский, но уже родившийся за границей, фамилия родителей была Лепехины, из которой и образовался английский вариант). Доктор Люпекин очень энергичен, уже первый его визит к нам ознаменовался тем, что мы все стали членами геологического клуба, а Владимир Владимирович дал согласие на доклад. Правда, для Белоусова несколько неожиданным оказалось название его лекции, объявление о которой было опубликовано в местной газете: «Против теории континентального дрейфа». Доклад прошел успешно, вызвал много вопросов и даже обсуждение. Конечно, присутствие такого известного ученого, как В. В. Белоусов, несколько смущало аудиторию, но все-таки были выступления и в защиту теории континентального дрейфа. Мне пришлось сделать два доклада о советских исследованиях в Антарктиде, теме очень далекой от Африки, но вызвавшей интерес у аудитории. С докладами выступали и Е. Е. Милановский и А. А. Краснов. Разговоры в кулуарах до и после лекций способствовали появлению новых знакомых.