Через полюс — на экватор - [15]

С трудом прошли 100 км. Здесь устанавливаем трехметровую пирамиду с надписью на стальном обруче: «100 км САЭ СССР». Эта пирамида будет служить опорным знаком при аэрофотосъемках внутренних частей материка. И снова в путь.

На следующий день движение шло медленно — сломались водила у первых саней. Пришлось разбирать и заменять их тросом. К вечеру достигли 125-го км. После ужина Павел Кононович провел астрономические наблюдения и вычислил координаты поезда. Мы находимся на 67°42′5″ южной широты и на 93°45′ восточной долготы. Значит, расстояние от Мирного равно 135 км, то есть путь измерен одометром с ошибкой. Возможно, это происходит оттого, что велосипедное колесо одометра от сильных ударов на застругах приобрело сложную форму — среднюю между эллипсом и восьмеркой. Решено дальше расстояние считать по одометру и вводить поправку за счет астрономических наблюдений.

Утром 11 апреля погода выдалась тихая, но облачная. Я сидел в салоне, когда по телефону Комаров сообщил, что видит впереди на горизонте горы. Поезд сразу остановился, и мы бросились наружу. Взобравшись на крышу домика и вырывая друг у друга единственный бинокль, мы пытались их разглядеть. Действительно, над горизонтом виднелась темная полоска, напоминающая горную цепь.

Десять лет назад летчики американской экспедиции Хай-джамп, пролетавшие в этих районах, отметили на карте цепь гор, названных «Горы, наблюдавшиеся в 1947 г.». После этого наши летчики, летавшие далеко к югу, не могли обнаружить никаких признаков этих гор. Неужели мы видим эти таинственные горные вершины, которые то исчезают, то появляются? До боли в глазах вглядываемся в даль, но эти вершины настолько далеко, что определить что-либо невозможно. Трогаемся дальше, и уже через полчаса все выясняется. Комаров сообщает по телефону: «Горы-то вроде взлетели!» Действительно, между линией горизонта и «горами» образовалась тонкая светлая полоса. Теперь хорошо видно, что это гряда облаков, которую с трудом можно отличить от настоящих гор. Вот наконец найдена разгадка американских гор 1947 года.

Я помогаю Бабарыкину и Щекину запустить шар-пилот. Эта сложная процедура занимает около полутора часов. Виталий приготовил водород. Для этого на передней части саней камбуза у нас оборудована аэрологическая площадка, здесь стоят два генератора водорода. Это массивные стальные баллоны, в которые засыпаются химикаты и заливается горячая вода. В баллоне начинает идти бурный процесс выделения водорода, при котором давление внутри баллона достигает 150–200 атмосфер. По толстому шлангу водород подается в резиновую оболочку шара. Она быстро раздувается, как детский воздушный шарик, только в несколько раз большего размера.

Наконец шар-пилот наполнен. Теперь определяется его подъемная сила. Для этого на него нагружают гири до тех пор, пока их тяжесть не уравновесит его подъемную силу. Зная подъемную силу, легко можно определить скорость подъема шара-пилота. Виталий становится к специальному теодолиту, а мы со Щекиным выпускаем на свободу шар-пилот. Виталий щелкает секундомером и начинает через короткие интервалы сообщать угол засечки летящего шара по теодолиту. Щекин записывает. После обработки данных будет определено, с какой скоростью и в каком направлении дуют ветры на разных высотах.

В это же время Павел Кононович производит магнитные наблюдения. Он производит измерения горизонтальной и вертикальной составляющей магнитного поля.

Я снова пробую определить толщину ледника. Но, по-видимому, мощность льда настолько велика, что с моей портативной сейсмостанцией нельзя зарегистрировать отражения от ледникового ложа.

Мы не трогаемся с места, так как ждем вылетевшего из Мирного самолета АН-2. В два часа дня самолет приземлился рядом с нами. Прилетел Голубев и корреспонденты И. Д. Денисов и Олег Строганов. Рассказывают о жизни в Мирном. За нашим походом все следят с напряжением. Каждый день в кают-компании зачитывают радиограммы о нашем продвижении… а мы ползем, как черепахи. Алексей Каш торопит — надо взлетать, иначе остынет мотор. И вот самолет, тяжело переваливаясь на застругах, пробежав несколько сот метров, взлетает и сразу исчезает за снежной пеленой. Снова начинается метель. Летчик Алексей Каш пролетел вперед 50 км и произвел разведку трещин. Сообщил, что трещин не замечено, и повернул в Мирный.

Все сильнее и сильнее начинает пуржить, температура воздуха упала до —35°. Комаров и Кудрявцев продрогли в холодных кабинах тракторов. Поэтому Виталий Бабарыкин и я заменили их. Виталий сел в головной трактор, я — во второй бульдозер. Кабина трактора до половины заметена снегом. Расчищаю рычаги управления и надеваю наушники. Раздается голос Виталия: «На второй скорости: раз, два, пошли!» — и одновременно с ним даю ручку сцепления от себя. Рывок, и поезд тронулся. В наушниках слышен чуть хриплый голос Павла Кононовича:

— Пять градусов влево!

— Есть влево! — отвечает Виталий.

— Есть влево! — повторяю и я.

Через минуту Павел Кононович кричит:

— Ребята, куда вы? Давай вправо 30 градусов?

Спешно выправляем положение. Пока мы еще не приспособились, поезд начинает выписывать сложную кривую, шарахаясь то влево, то вправо. Метет пурга, впереди — мутная стена. Переднего трактора почти не видно.