Череп императора - [51]

— Ты можешь не выпендриваться, а? Объясни по-человечески.

— Ну чего тебе объяснить? — захныкала Анжелика. — Так хорошо сидели. Охота тебе влезать во все это дерьмо?.. Ну ладно-ладно, объясню, зануда чертов… Ну, сидела я в тот вечер дома. Вдруг звонок, открываю — стоят, красавцы. Леша этот твой… Как его? Молчанов. И еще двое. Одевайся, говорят, поедешь с нами. Я не ты — по зубам дать не могла, пришлось ехать. Ну, вывезли они меня куда-то за город, в темноте не разобрала, и давай на меня наезжать. Нужна им, видите ли, бумага какая-то. Я объясняю — нет у меня никаких бумаг, они не верят. Зануды — похуже тебя, есть, говорят, и все тут… — Думала, хоть изнасилуют как следует, — как же! Дождешься от них!.. Ну а где-то часа в два ночи поехали за тобой.

— А дальше?

— Ну, дальше… Главный их… Бритый такой, с мордой и в пиджаке…

— Дима, — подсказал я.

— Может, и Дима, — согласилась Анжелика, — мне он не представлялся. Стал звонить кому-то по радиотелефону. Поболтал минут пять и велел ехать на Невский. Минут сорок мы сидели в машине, дожидались, пока ты накачаешься своим пивом, а потом… Короче, ты и сам знаешь, чего там было потом. Вышел ты из бара на Думской, Дима говорит: «Вон он, ребята, давайте его в машину». — Анжелика отхлебнула из своего стакана и добавила: — Думаю, что если бы ты не принялся демонстрировать этим ребяткам свои бойцовские дарования, то они просто покатали бы тебя в машине, порасспросили бы и отпустили, обошлось бы без синяков.

— То есть ты их не знаешь? — настаивал я. — И вовсе они тебе не приятели?

— Нет, Стогов, у тебя точно температура! Не знаю, конечно! С чего ты это взял? Параноик! После того как они рубанули тебя дубинкой по башке, вся их компания принялась впихивать твое бездыханное туловище в автомобиль. И так пихали, и этак — тесно. Короче, высадили они меня, прямо под дождь высадили. Езжай, говорят, домой, потом договорим. Пришлось тачку ловить. Те еще джентльмены.

Я налил себе водки, добавил в стакан холодного «Спрайта» и отхлебнул. Коктейль получился незамысловатый, но довольно сносный. То, что рассказала Анжелика, было, конечно, интересно, но абсолютно бесполезно. Все-таки в душе я надеялся, что смогу вытащить из нее что-нибудь, подтверждающее или опровергающее мою версию.

— А кроме бумаги они что-нибудь у тебя просили? — наконец сказал я.

— Говорю же — нет. Даже за коленки не трогали. Только бумага их и интересовала. Дима этот… или как там его… все орал, что Ли, перед тем как загнуться, отдал мне какие-то свои бумаги. Кретин. Ты же, Стогов, видел — ни хрена он никому не отдал. Как ушел в туалет, так и все. Не было у него тогда никаких бумаг.

— Были, — сказал я. — Были у него бумаги, но оставил он их не тебе, а мне.

— Тебе? — широко распахнула глаза Анжелика. — Когда он успел?

— Сдал по дороге в клубную камеру хранения. Там они и лежали, пока я вчера их не забрал. Ты же знаешь этих пижонов из «Мун Уэя» — репутация клуба превыше всего. Удавятся, но не тронут вещь клиента. Эти бумаги могли бы там целый год лежать, и никто бы их не тронул. Покойный дружок твой был не дурак…

Я допил свой коктейль, смешал еще и снова выпил. Ощущалось дикое желание хоть с кем-нибудь обсудить все, что случилось со мной за последние дни. Сходив в комнату, я принес на кухню конверт с бумагами и бросил его Анжелике на колени.

— На, полюбуйся. Эти бритые красавцы хотели получить от тебя вот это.

Анжелика аккуратно раскрыла конверт, вынула листки и подробно, с обеих сторон их рассмотрела. Листок с мантрой Кострюкова она разглядывала особенно тщательно — так, словно могла прочесть эти чертовы тибетские загогулины. Глядела она на листки удивленно и непонимающе, но в то же время так, словно проверяла — а все ли на месте?

— Что это за бред собачий? — наконец спросила она. — На кой все это добро тупорылым отечественным бандитам? Ты чего-нибудь понимаешь?

— Теперь понимаю.

— Ну и что все это значит?

Я посмотрел на нее и на разложенные по столу листки. Смешал себе еще коктейльчик, достал из пачки сигарету, закурил и принялся рассказывать. Не торопясь, с подробностями и обо всем, что удалось узнать.

Я говорил долго, наверное, больше получаса. Анжелика слушала не перебивая. Я рассказал ей о тибетском боге Махакале и его земном воплощении — сепаратисте Джи-ламе, которому монгольские революционеры вырезали его кровожадное сердце. О ленинградском востоковеде Кострюкове, который верил во всесилие гневного тибетского бога, но все же привез в город свою этнографическую коллекцию, среди экспонатов которой было спрятано что-то ценное, за чем приехал в Петербург ее, Анжеликин, друг Ли Гоу-чжень. Рассказал я и о том, наконец, что после того, как Кострюков был расстрелян, коллекция затерялась и теперь никто не знает, куда делась эта ценность, но хотели бы об этом узнать.

По ходу рассказа я все увеличивал в своем коктейле долю водки, одновременно сокращая долю «Спрайта». Так что к концу этой захватывающей истории язык у меня довольно ощутимо заплетался, а перед глазами здорово плыло.

— В общем, короче говоря, — стал закругляться я, — к сегодняшнему полудню я понял в этой истории почти все. Кроме двух вещей. Во-первых, что именно привез сюда из Тибета Кострюков. А во-вторых, куда он это «что-то» дел.