Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [79]
«Том I: Надвигающаяся буря»
Историки могут оспаривать точность мемуаров Черчилля, и небезосновательно. Достаточно упомянуть, например, что Черчилль не запомнил, как встречался с Франклином Рузвельтом на обеде в Лондоне в 1918 г., но в «Надвигающейся буре» он заявляет, что на этой встрече «был поражен его блистательной личностью»[930]. (У Ф. Д. Р. остались несколько другие воспоминания. Однажды он, чтобы умаслить Джо Кеннеди, сказал ему: «Я не любил его [Черчилля] с тех пор, как побывал в Англии в 1918 году. Он мерзко вел себя на обеде, который я посетил, и пытался всеми командовать»[931]).
Возможно, мемуары Черчилля не являются историческим трудом в традиционном смысле, но это запоминающееся чтение, особенно первые тома, где узнаваемый голос Черчилля прорезается сквозь туман войны. Он умеет уложить образ в одну короткую фразу, как, например, в упоминании о «чешуйчатых крыльях»[932] поражения, простершихся над Германией в межвоенный период. Он пишет с большим чувством ритма, порой его проза звучит как мерный голос взрослого, вслух читающего любимому ребенку: «…Рейн, широкий, глубокий и быстро текущий Рейн, укрепленный и находящийся в руках французской армии, явится барьером и щитом, под прикрытием которого многие поколения французов смогут жить спокойно. Совершенно иными, однако, были настроения и взгляды стран английского языка, без помощи которых Франция была бы побеждена»[933][934]. Стилистические ошибки Черчилля – это ошибки избыточности. Он цветисто пишет, что на протяжении 1930-х гг. британцы были довольны «пеной благочестивых банальностей, пока враг сковывал им руки»[935]. Он никогда не использует одно слово, если два создадут сладкозвучную аллитерацию, например, пишет, что предвоенная эпоха давала «картину британской благоглупости и безалаберности»[936].
Чаще всего рука Черчилля-писателя уверенна и тверда, особенно в первом, самом личностном из шести томов. Возвышению Гитлера способствовала «варварская фигура внезапно возвысившегося торгового магната [Альфреда] Гугенберга»[937]. Германией 1930-х гг. «руководила горстка торжествующих головорезов»[938].
Он не жалеет времени на то, чтобы неспешно разворачивать свиток своей саги. Где профессиональный историк просто заметил бы, что промышленность Германии в 1936 г. перешла на режим военного времени, Черчилль пишет картину: «Германские военные заводы работали с большой нагрузкой. В Германии день и ночь крутились колеса и били молоты. Вся промышленность Германии превращалась в арсенал, и все население сплачивалось в одну дисциплинированную военную машину».
Он прекрасно обрисовывает главных действующих лиц. В качестве премьер-министра Невилл Чемберлен был «человек очень деловитый и целеустремленный… больше всего он надеялся войти в историю как “великий миротворец”. Во имя этого он всегда был готов оспаривать очевидные факты и идти на огромный риск для себя лично и страны»[939]. Адольф Гитлер, покончивший с этими надеждами, описан как «злой дух, поднявшийся из нищеты, пламенеющий при мысли о поражении, сжигаемый ненавистью и обуреваемый жаждой мщения, преисполненный намерения сделать германскую расу хозяином Европы, а может быть, и всего мира»[940].
Имея дар к описаниям, он насыщал их убедительной осязаемостью. Он не просто сообщает, что впервые со времен Вильгельма Завоевателя Англия столкнулась с угрозой вторжения. Нет, он пишет: «Почти тысячу лет Британия не видала огней чужеземного лагеря на английской земле»[941].
Он рассказывает, что бойцов из отрядов по обезвреживанию неразорвавшихся бомб, делом которых было забираться в воронки и взрывать немецкие боеприпасы, можно было опознать по лицу: «Исхудалые, изможденные, с синевой на лицах, с ярко блестящими глазами и необычайно плотно сжатыми губами… Описывая наши трудные времена, мы злоупотребляем словом “мрачный”. Его следует приберечь для описания отрядов по обезвреживанию»[942].
Как писатель Черчилль имел преимущество, которым обладают немногие историки. Он лично пережил все эти события и мог погрузить в них читателя. Возьмем, например, его отчет об уже упоминавшемся в главе 4 завтраке с фон Риббентропом, в тот момент послом Германии в Лондоне. Он завершает свои воспоминания о дипломате упоминанием, что впоследствии еще раз завтракал с ним, и сухо замечает: «Это был последний раз, когда я видел Риббентропа – вплоть до того момента, как его повесили»[943].
В отличие от историков он часто пишет эмоционально, особенно в первых двух томах воспоминаний, лучших из шести. Участие Польши в расчленении нацистами Чехословакии в 1939 г. – постыдный, сегодня почти забытый шаг – он назвал поступком «гиены»[944].
«Том II. Их звездный час»
Семь месяцев 1940 г., когда он был премьер-министром, стали вершиной жизни Уинстона Черчилля. Первый том его мемуаров, пожалуй, лучше написан, но содержание второго столь же увлекательно и еще более насыщенно. Можно сказать, что в 1940 г. Черчилль спас Британию. Бесспорно, именно он возглавил противодействие господству нацистов в Европе. Это было время, когда Германия заключила союз с Италией и Японией и мирный договор с Россией. «Ничто не превосходит 1940 год»
Прадед автора книги, Алексей Михайлович Савенков, эмигрировал в начале прошлого века в Италию и после революции остался там навсегда, в безвестности для родных. Семейные предания приобретают другие масштабы, когда потомки неожиданно узнали, что Алексей после ареста был отправлен Российской империей на Запад в качестве тайного агента Охранки. Упорные поиски автора пролили свет на деятельность прадеда среди эсэров до роспуска; Заграничной агентуры в 1917 г. и на его дальнейшую жизнь. В приложении даются редкий очерк «Русская тайная полиция в Италии» (1924) Алексея Колосова, соседа героя книги по итальянской колонии эсэров, а также воспоминания о ней писателей Бориса Зайцева и Михаила Осоргина.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.