Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [77]
Приближаясь к концу этой странной речи и заглядывая в будущее, Черчилль несколько выровнялся. В одном пассаже, звучащем по-оруэлловски, он предупредил: «Нам, жителям Европейского континента, предстоит проследить, чтобы простые и достойные цели, ради которых мы вступили в войну, не были отброшены или упущены из виду в месяцы, которые последуют за нашим успехом, и чтобы слова “свобода”, “демократия” и “равноправие” не утратили свое истинное значение, в котором мы их понимаем»[906]. Скоро он вернется к этой теме в речах в Лондоне и Миссури, предупреждающих о том, что Европа отныне разделена «железным занавесом», за которым люди вынуждены бояться «стука полицейского в дверь»[907].
Отвлечение на Ирландию показало, как изменился образ мыслей Черчилля с приближением конца войны. Он почувствовал, что снова может дать волю своим сепаратистским устремлениям. Месяц спустя, предупреждая об опасностях прихода к власти Лейбористской партии, он пустился в совсем уж экстравагантные рассуждения: «Никакое социалистическое правительство, руководящее всей жизнью и промышленностью страны, не может позволить себе допустить свободного, резкого или непримиримо сформулированного выражения общественного недовольства. Им придется вернуться к той или иной форме гестапо»[908]. Это был неожиданный и глупый поступок – обсуждать в подобном тоне лидеров Лейбористской партии, с которыми он проработал всю войну в коалиционном правительстве и которые фактически помогли ему стать премьер-министром в 1940 г., отказавшись поддерживать Невилла Чемберлена. Тогда они отнеслись к нему лучше многих тори. В ходе этих выборов, записал Маггеридж, Черчилль «променял роль национального лидера, которую он безусловно заслужил, на партийное лидерство, для которого плохо подходил и которое ему вредило»[909].
Тем не менее Оруэлл считал, что Черчилль выиграет выборы. «Я все время предсказывал, что консерваторы выиграют с небольшим перевесом, – писал он за несколько недель до голосования, – и до сих пор так думаю, хотя и с меньшей уверенностью, чем раньше, поскольку очевидно, что ситуация очень сильно склоняется в другом направлении. Вероятно даже, что лейбористы победят на выборах вопреки воле своих лидеров»[910].
Слезы Уинстона Черчилля
Для Черчилля война закончится, как и началась, слезами. В мае 1945 г., когда Гитлер уже был мертв, а Германия побеждена, Черчилль обменялся рукопожатиями с членами своего военного кабинета. «Он всех нас поблагодарил очень тепло и со слезами на глазах за все, что мы сделали во время войны, за бесконечную работу, проделанную нами “от Эль-Аламейна[911] до нашего нынешнего положения”», – писал Брук.
В мае 1940 г. Черчилль предложил соотечественникам кровь, тяжелый труд, слезы и пот и честно внес свою долю по последним трем позициям. Пожалуй, ни один мировой лидер не плакал на публике так часто, как Черчилль в бытность премьер-министром. Это особенно примечательно, поскольку происходило, как отметил Саймон Шама, «в культуре, считавшей подобное проявление эмоций свидетельством невероятно дурных манер»[912]. Он часто плакал не только на мрачных церемониях или в моменты личной скорби, но и во время бесед и публичных выступлений. Это был, пожалуй, существенный элемент его стиля руководства, показательно небританский и тем более неожиданный в британском лидере. Здесь отразилось и свойственное ему поразительное отсутствие границы между публичной и частной жизнью.
Однажды, вернувшись из Марокко, где он поправлялся после пневмонии, Черчилль едва успел усесться на свое место в обожаемой палате общин, как «две крупные слезы покатились по его щекам»[913]. Он мог довести себя до слез, даже диктуя текст речи. «Несколько минут он мог расхаживать туда-сюда, составляя предложения, – вспоминал один из его секретарей. – Иногда его голос переполнялся эмоциями, порой по щеке бежала слеза»[914]. Однажды, объясняя генералу Бруку, как тяжело быть премьер-министром военного времени, Черчилль расплакался. «Слезы катились по его лицу», – запомнил Брук[915].
Склонность плакать на людях могла быть следствием напряжения, в котором он находился, но и тогда это была не слабость, а сила Черчилля-политика. Народ Англии страдал от войны. Около 67 тысяч гражданских лиц были убиты бомбами и снарядами, погибли из-за пожаров и обрушений, вызванных обстрелами фактически в глубоком тылу[916]. Глядя на Черчилля, британцы видели, что их лидер способен чувствовать и сострадать. Это не было данностью для такой страны, как Британия, с гигантской дистанцией и недоверием между классами.
Нередко слезы Черчилля, возможно, проливались в его собственных интересах или ради его целей. Черчилль понимал, что если он не будет тронут, то и окружающие ничего не почувствуют. «Оратор является воплощением страстей масс, – рассуждал он в эссе «Подмостки риторики», написанном в 1897 г. – Прежде чем он вызовет у них слезы, должны пролиться его собственные. Чтобы убедить их в чем-то, он сам должен в это верить»[917].
Что означали его слезы? Сэр Десмонд Мортон, который был близок к Черчиллю во время войны, но позже стал его суровым критиком, пришел к убеждению, что этот человек любил власть намного больше, чем людей, и в действительности был практически совершенно лишен эмпатии. «Уинстон просто не имел ни малейшего представления, сколько проблем другие испытывают из-за него, – писал он. – Уинстон всегда был просто не способен понять любого другого человека»
В этом сборнике собраны воспоминания тех, чье детство пришлось на годы войны. Маленькие помнят отдельные картинки: подвалы бомбоубежищ, грохот взрывов, длинную дорогу в эвакуацию, жизнь в городах где хозяйничал враг, грузовики с людьми, которых везли на расстрел. А подростки помнят еще и тяжкий труд, который выпал на их долю. И красной нитью сквозь все воспоминания проходит чувство голода. А 9 мая, этот счастливый день, запомнился тем, как рыдали женщины, оплакивая тех, кто уже не вернётся.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.