Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [78]

. Другой бывший союзник и помощник Роберт Бутби пришел к тому же выводу: «“Пусть не будет у тебя других богов, кроме меня” всегда было для него первой и самой важной заповедью»[919]. Однако, добавил он, эта черта Черчилля не была безусловно отрицательной. «Человек, не отличающийся некоторой бессердечностью, не смог бы дать отпор Гитлеру».

Парадоксально, но факт: эгоистичность, составляющая суть Черчилля, была необходимой для военного лидера. Более сострадательный человек мог быть раздавлен эмоциями и тяжестью задачи год за годом вести мировую войну.

Два ви́дения смерти в Потсдаме

В июле 1945 г. Черчилль отправился в германский Потсдам для участия в последней военной встрече в верхах. Там американцы сообщили британцам, что только что успешно испытали атомную бомбу. Черчилль в благоговейном страхе стал вслух рассуждать о том, как новое оружие могло бы изменить конец войны и даже помочь сдержать русских. Брук, что характерно, отмахнулся от этой новости – очередного «преувеличения американцев»[920]. В своем дневнике он выражал опасения, что Черчилля увлекут перспективы новой ядерной эры: «Я содрогался при мысли, что он позволит скороспелым результатам одного эксперимента исказить все его дипломатическое ви́дение!» Это был взгляд традиционалиста, неспособного оценить долгосрочное значение неожиданных изменений. Талант Черчилля состоял в том, что ему это было по силам.

16 июля, в тот же день, когда американцы произвели ядерный взрыв, Черчилль поехал в Берлин осмотреть бункер Гитлера, в том числе помещение, где тот умер[921]. Через восемь дней ему приснилось, что он сам лежит в морге. Он сказал своему врачу: «Я видел – это было очень яркое видение – свое мертвое тело под белой простыней на столе в пустой комнате. Я разглядел свою голую ступню, высунувшуюся из-под простыни»[922].

Сон оказался вещим. На следующий день Черчилль пережил политическую смерть – он и его партия вчистую проиграли национальные выборы. Это был ошеломляющий удар – лишиться поста еще до завершения Второй мировой войны на Тихом океане. «Черчилль стоял за Британскую империю, за независимость Британии и за “антисоциалистическое” ви́дение Британии, – заключил историк Джон Чармли. – К июлю 1945 г. первая была на краю пропасти, вторая всецело зависела от Америки, а третье только что испарилось с победой лейбористов на выборах»[923].

Впервые за шесть лет Черчиллю пришлось искать место жительства в Лондоне. Это был катастрофический поворот судьбы для человека, только что приведшего свою страну к великой победе: Британия осталась непобежденной и все еще являлась демократией. Даже сейчас это воспринимается как незабываемый двойной триумф. Как заключил историк Уильямсон Мюррей: «Под предводительством Черчилля Британия уцелела, практически в целости сохранив свои ценности, – масштабное достижение, если вспомнить, в каком положении она находилась в июне 1940 г.»[924].

Глава 13 Месть Черчилля Военные мемуары

Уязвленный и взбешенный результатом выборов 1945 г., Черчилль, как и Оруэлл, удалился в деревню. Он, однако, не отправился на Внутренние Гебридские острова, а укрылся в своем загородном доме среди покатых зеленых холмов к югу от Лондона и сел писать воспоминания о войне. В следующие восемь лет он вместе с командой исследователей и писателей создаст колоссальные 1,9 млн слов, напечатанных на 4823 страницах шести томов, претендуя в них на главную роль в величайшем конфликте мировой истории. В отличие от множества политиков-мемуаристов, он даст полную свободу своим ярким эмоциям, и это одна из причин, по которой книгу стали читать – и читают до сих пор.

Это не значит, что воспоминания Черчилля точны[925]. Целые тома посвящены разбору его ошибок, преувеличений и умолчаний. Тем не менее мемуары остаются интересными по ряду причин. Прежде всего это единственное описание Второй мировой войны, сделанное одним из главных мировых лидеров[926]. В них Черчилль берет тон древнегреческого царя, повествующего о своем главенстве в Троянской войне. «Теперь я был вполне удовлетворен основными решениями, которые принимало Адмиралтейство»[927], – пишет он, избегая обвинений в уподоблении себя монарху только потому, что использует первое лицо единственного, а не множественного числа. Он иногда прибегал к этому царственному тону во время войны, например, однажды написал флотскому командованию по поводу потерь Британии из-за атак подводных лодок: «Я весьма обеспокоен этими фактами»[928]. Временами его проза достигает гомеровского звучания, скажем, при описании генерала Беделла Смита, начальника штаба при Эйзенхауэре, явившегося «на быстрых крылах из штаб-квартиры Эйзенхауэра»[929].

Его рассказы о событиях войны в значительной степени расходятся с самими событиями. Черчилль во время войны достигал триумфальных результатов и оказался в конечном счете победителем. Тем не менее за мемуары он принимался с растущим осознанием того, что Британия больше не империя и даже, пожалуй, не великая держава. Она была усталой, относительно бедной и проигрывала в экономической конкуренции. В лучшем случае ей оставалось занять незавидное положение в тени зарвавшихся выскочек, неотесанных политиков и обнаглевших генералов Соединенных Штатов и пытаться направить эту страну-нувориша на путь мудрости.