Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу - [75]
По мере того как все отчетливее проступали контуры послевоенного мира, Черчилль становился все мрачнее, впадая в хандру, которую принято называть «тоска зеленая»[883]. За ланчем в августе 1944 г. он сказал Вайолет Бонэм Картер: «Мир, который открывается нам, ужасен»[884]. В тот вечер она записала в дневнике: «У. произвел на меня впечатление очень усталого человека… Главное, я не почувствовала восторга близящейся победы, который ожидала увидеть».
Через несколько недель он мрачно сказал своему врачу: «Я не верю в этот дивный новый мир»[885].
Когда-то этот человек глубоко вникал во все подробности, связанные с войной, теперь порой казалось, что эта тема ему наскучила. В сентябре 1944 г. во время встречи в верхах в Квебеке один из секретарей пытался ознакомить его с планами зон оккупации Германии в момент, когда Черчилль принимал ванну. Он с удивлением наблюдал, как премьер-министр время от времени с головой уходил под воду, становясь «глухим к некоторым фрагментам текста»[886].
Британцы склонны дуться, если их отодвигают на второй план. Уныние генерала Брука осенью 1944 г. выразилось в утверждении, что усилия союзников тормозили «два главных фактора… a) американская стратегия и б) американская организация»[887]. Это было не просто брюзжание, а неверная оценка реалий войны. Видящиеся ему проблемы Брук предлагал решать следующим образом: «Мы должны забрать руководство у Эйзенхауэра»[888]. Сама вера в возможность этого свидетельствовала об элементарном непонимании соотношения сил двух стран. Как плохо Брук понимал американцев, показывает запись об Эйзенхауэре, сделанная им в это время для себя. Успех наступления союзников на Германию, считал он, «полностью зависит от того, насколько Монти сумеет справиться с ним»[889]. Похоже, Брук не подозревал, что Эйзенхауэр терпеть на мог Монтгомери, не доверял его суждениям в отношении военных действий, возмущался его неспособностью освободить критически важный бельгийский порт Антверпен, видел его непонимание того, как действуют на фронте американцы, а вскоре и всерьез задумался о его отстранении, – это было во власти Эйзенхауэра. Это Айк справлялся с Монти, а не наоборот.
Подобные проявления язвительности не были редкостью в первые недели и месяцы после высадки десанта в Нормандии. В октябре 1944 г. генерал-лейтенант сэр Генри Поунелл, старший британский офицер в Азии, записал в дневнике, что американцы являются «очень сырой, незрелой и необразованной нацией, не имеющей никакого представления о том, как себя вести»[890]. Что любопытно, Поунелл позднее помогал Черчиллю написать шесть томов воспоминаний о войне, но, похоже, никак не повлиял на описание англо-американских отношений.
В начале 1945 г. Брук, высший военный советник Черчилля, находил, что тот «выглядит очень старым, очень непоследователен в мыслях, и глаза у него вечно на мокром месте»[891]. Действительно, Черчилль был изнурен умственно и физически.
Старому мировому порядку приходил конец. В феврале Черчилль в последний раз увиделся с Рузвельтом на борту корабля ВМФ США «Куинси» в гавани Александрии в Египте после Ялтинской конференции. «Я чувствовал, что его связь с жизнью совсем ослабла», – писал Черчилль[892]. Через два месяца Ф. Д. Р. умер.
По непонятной причине Черчилль, часто и легко пускавшийся в путь во время войны, решил не присутствовать на похоронах Рузвельта, ссылаясь на загруженность делами в правительстве. Это объяснение не внушает доверия, если вспомнить, как он носился по всему свету в годы войны. Похоже, Черчилль решил, что после пяти лет заискиваний перед американцами настало время им прийти к нему. «Я думаю, было бы хорошо, если бы президент Трумэн приехал сюда», – написал он в записке королю, в которой объяснял, почему принял решение воздержаться от поездки в Америку[893]. Затем, несмотря на заявления о неотложных государственных делах, он отправился на уик-энд за город и так увлеченно танцевал со своей дочерью венский вальс, что у него закружилась голова, он сказал «стоп» и упал на стул[894]. Один член парламента, видевший Черчилля примерно в это время, сказал, что тот кажется «поразительно безразличным»[895] к смерти Ф. Д. Р.
Врач Черчилля Чарльз Уилсон подозревал, что Черчилль подустал от Ф. Д. Р. «Умонастроение Рузвельта – я имею в виду его погруженность в социальные проблемы и в права обывателя – не вызывало отклика у Уинстона. Война – единственное, что было между ними общего»[896]. Уилсон считал, что Черчилля больше занимал Сталин, «типаж, который Уинстон прежде не встречал; он интересовал его, несмотря на его намеренную грубость и резкую речь… Этот человек поразил его воображение». В 1947 г. Черчилль в разговоре с Уилсоном назвал Рузвельта «человеком, не имевшим вообще никаких идей»[897].
Рой Дженкинс в биографии Черчилля пришел к тому же выводу. «Вероятно, эмоциональная связь между Черчиллем и Рузвельтом никогда не была такой тесной, как было принято считать, – заметил он. – Это было, скорее, ситуативное партнерство и выгода, а не дружба двух личностей»[898].
Возможно, поэтому их отношения подлежат некоторой переоценке. Это нельзя назвать дружбой в привычном понимании. Скорее, это было удивительно тесное взаимодействие двух мировых лидеров в пору кризиса. Они, очевидно, почувствовали друг в друге что-то родственное. Что происходит, когда встречаются два выдающихся оратора? Возможно, они замолкают и обращают внимание друг на друга. По словам Роберта Шервуда, биографа Гарри Хопкинса: «Черчилль был одним из немногих людей, к которым Рузвельт давал себе труд прислушиваться, и наоборот»
В этом сборнике собраны воспоминания тех, чье детство пришлось на годы войны. Маленькие помнят отдельные картинки: подвалы бомбоубежищ, грохот взрывов, длинную дорогу в эвакуацию, жизнь в городах где хозяйничал враг, грузовики с людьми, которых везли на расстрел. А подростки помнят еще и тяжкий труд, который выпал на их долю. И красной нитью сквозь все воспоминания проходит чувство голода. А 9 мая, этот счастливый день, запомнился тем, как рыдали женщины, оплакивая тех, кто уже не вернётся.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.