Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - [38]

Покопавшись в своей коробке, кошка выкатила зеленую бутылку джина «Гордон», пустую на три четверти.

Включи погромче телевизор, – сейчас же озабоченно сказала Дина. – Там Уильям Моррис в «Внимал роуд шоу».

Лизандер едва успел добежать до туалета, и его начало рвать.

Спотыкаясь и прыгая через три ступени, он вылетел на улицу, забитую автомобилями, спешащими домой до часа пик. Мегги и Джек носились по сумеречному пляжу. Он остро ощутил равнодушие моря, отступающего в белой полосе пены, а потом растекающегося у его ног. На фоне темнеющего неба зажглись огни пирса. Дальше располагалась маленькая ярмарка, на которую Пиппа частенько брала его с собой поближе к зиме. Но сейчас красный паровозик стоял неподвижно. Не пищали и не визжали от восторга детишки, слетая вниз по желто-голубой спиральной горке. Карусельные лошадки были закутаны в кожаные накидки. Даже вампиры из поезда ужасов исчезли.

– О нет, – взмолился Лизандер, яростно растирая лезы. – Ну, пожалуйста, мама, нет, нет, нет.

Но он уже знал, что его детство ушло безвозвратно.

42

Китти устало делала списки к Рождеству, которого она боялась. Все рождественские открытки Раннальдини были разосланы и куплены подарки его многочисленным детям и каждому члену лондонского «Мет». Так Раннальдини компенсировал свое наплевательское отношение ко всем на свете. Еще более восхитительные подарки были сделаны для его многочисленных любовниц, но этим занималась его лондонская секретарша, имевшая больше вкуса. Китти удивилась, что в этих списках отсутствуют имена Флоры и Рэчел. Мужа не было так давно, что, может быть, она просто не в курсе всех изменений. Во всяком случае, ледники были забиты. Раннальдини нравилось, когда на Рождество собирались Сесилия и все дети, а Гермиона, Боб и маленький Козмо приходили на рождественский обед. Еще Китти была занята тем, что отчаянно торопилась покрыть свою ширму фотографиями Раннальдини со знаменитостями, и как раз сейчас вырезала одну из них, с восхищением рассматривая принцессу Мишель.

Была глубокая ночь. Все дрожало и трещало. Ветви царапались в окна, а ветер завывал в печных трубах, как те женщины, которые тщетно пытались пробиться к Раннальдини. Китти уже три раза позвонили, не откликаясь, и она не знала, были ли это грабители, проверяющие, есть ли кто дома, или любовницы, разыскивающие Раннальдини. Еще ее расстроил звонок от Джорджии, пытавшейся разыскать Лизандера.

– Мы просто сдуру занимались любовью, когда он ворвался. Ты же знаешь, какой он импульсивный. Заставь его позвонить мне, если он прозвонится или зайдет.

Китти весь вечер была как на иголках. В завываниях ветра слышалась жалоба. Вдруг зазвонил колокольчик и кто-то постучал в дверь. В ужасе Китти схватила кастрюлю и побрела в темноте на ощупь, натыкаясь на пушечные ядра и доспехи и не отваживаясь зажечь свет, чтобы не обнаружить себя. Стук стал громче, и теперь он сопровождался всхлипываниями, от которых холодела спина. Китти вздохнула от ужаса, увидев в окне холла мрачное мученическое лицо.

– О Господи!

Она истово перекрестилась – это был Юноша Парадайза.

– Сгинь, – крикнула она.

– Китти, Китти, впусти меня.

– Ой, силы небесные!

Она отодвинула засов, ввалился Лизандер с мишкой-коала в руках в сопровождении очень подавленных Мегги и Джека. Он был совершенно пьян, синий от холода, зубы конвульсивно лязгали, глаза глядели безумно, а по лицу стекал пот. Китти еще никогда не видела человека в таком потрясении.

– Помоги мне, Китти. Это Джорджия, это она виновата, а не мама. Она сука, а папочка ублюдок, и дядя Алистер, о Господи!

Обхватив его руками, чтобы он мог опереться на нее, Китти двигалась с ним – два шага вперед, шаг назад и шаг вбок, снося по пути к кухне доспехи и ширму.

– Почему она это делала? Джек, Мегги, я не кормил их. О Китти, – и он заплакал.

– Тут я, тут, мой ягненочек. Сейчас я их покормлю. А пока давай-ка сбегаю за каким-нибудь джемпером Раннальдини, а потом приготовлю тебе чего-нибудь горячего. Так где ты был?

– Не уходи.

– Я только на секундочку.

Но когда она вернулась со свитерами, среди которых был и свитер «Свободных лесников» Гая, и с одеялами, он уже отключился.

Укутав его, она накормила собак, которые оценили стейки и почки, заготовленные в ледниках на «день подарков» в гораздо большем количестве, чем даже могла съесть вся прожорливая семья Раннальдини.

Затем она свернулась на скамье у окна. Ей не хотелось, чтобы Лизандер свалился на плиту или проснулся в одиночестве, в ужасе, не зная, где он. Совершенно ясно, что у них с Джорджией было нечто большее, чем любовная размолвка.

Она правильно сделала, что осталась. Два часа спустя он проснулся с криком, что дом разваливается, и она еле успела дотащить его до туалета, где поддерживала его с четверть часа, пока он выворачивал из себя все внутренности. Потом, сама не зная как, она доволокла его вверх по лестнице до кровати, но он и там продолжал бредить, бормотать и просил не оставлять его одного. И только после того, как она скормила ему «Могадон» – снотворное Раннальдини, он наконец уснул.

На следующий день Китти, забросив сто и одно дело, которое ей надо было сделать, включая изготовление дюжины ангельских крыльев для традиционной игры «Валгаллы», выхаживала Лизандера, кормя его сухарями и чистым цыплячьим бульоном и поддерживая его разговором. Когда она замолкала, он вновь возвращался к своему горю, мучительно пытаясь изменить образ матери.