Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - [37]

– Послушайте, не случится ничего ужасного, если мы поболтаем вдвоем.

– Моя работа состоит в том, чтобы оставаться рядом с миссис Хоукли.

– Да пойди же ты вон, – заворчала Дина. – Мы с моим племянником не собираемся ничего затевать. Да и ты ведь его небось уже обыскала, прежде чем впустить.

Когда разгневанная миссис Бингем вылетела из комнаты, кошка начала мурлыкать.

– Вульгарна, не правда ли? Уж никак не Тэтчер, – кричала Дина, перекрывая шум телевизора. – На следующей неделе прибудет еще одна, по объявлению, согласно которому имеет большой опыт общения с избалованными детьми.

Она засмеялась и закашлялась.

– Не возражаешь, если мы немного приглушим телевизор?

На экране Джейн Эшер рассуждала на своей уютной кухне о рождественском пироге. Она выглядела такой свежей, хорошенькой и столь чуждой окружающего Лизандера хаоса, что ему захотелось забраться туда к ней, в телевизор. Ее лицо стало ярко-оранжевым, потом замелькали каналы, и наконец Дина нашла ручку громкости.

Зажав руки между коленей, чтобы унять их дрожь, Лизандер глубоко вздохнул:

– О маме. Мне бы очень не хотелось тебя огорчать, но вообще-то папа завел себе новую женщину.

– Миссис Кольман. Я знакома с ней. Ее голос напоминает мне кудахтанье.

– Нет, еще одну. Ну а теперь она всячески обливает маму грязью, но я ей не верю, и мне бы хотелось убедиться, что она лжет.

– Ну а что она говорит?

– Что, что... мне очень жаль... что у нее был роман с Алистером.

– А...

Длинные пальцы Дины с длинными ногтями перестали ласкать кошку.

– И еще с кучей других.

За окном он увидел двух чаек и лодку с красным парусом, отчаянно сражающуюся с сильным ветром. Казалось, пауза тянется уже вечность.

– Ну, в общем, она была не очень верной женой, – сказала Дина.

– Она была? – Лизандер ужаснулся. – Ну так, значит, отец ее довел до этого. Ведь он же такое дерьмо.

– Твоему отцу пришлось много вынести. Они никогда не подходили друг другу. Он надеялся, что она успокоится, когда они обвенчаются. Он просто с ума сходил по ней. И в первый же день, когда он ушел к себе в комнату писать статью для «Зрителя», Алистер предложил ей показать сад. Когда я выглянула из своей спальни, я увидела, что они целуются в оранжерее. И все цветы помяты. Как на суперобложке работы Барбары Картланд.

– Я не верю, – прои ипел Лизандер.

– Это правда.

Дина уже менее внятно выговаривала слова:

– Я не раз их застукивала. Каждое Рождество, каждый день рождения, похороны твоего дедушки – даже твое крещение. Некоторые люди полагали... впрочем, забудем это. Алистер и Пиппа были душой любой вечеринки, а потом вдруг внезапно исчезали, как цыгане-мошенники.

Лизандер уткнулся лицом в ладони. Когда же он поднял голову, глаза его были наполнены ужасом и смятением.

– Жаль, что Алистер умер так скоропостижно. Не привел свои дела в надлежащий порядок.

Поднявшись на ноги и скинув кошку на ковер, Дина побрела к письменному столу и, открыв и закрыв несколько ящиков, взяла розовую папку, на которой было написано: «ДВА ГОДА СПУСТЯ, 1983».

– Здесь все. Когда мне ночью хочется поднять уровень адреналина, я мазохистски просматриваю это. – Ее голос перешел в шепот. – И если бы они оба были живы, я бы убила их.

– Алистер с ума сходил по ней, – продолжила она. – Вначале он во всем обвинял мужской климактерический период. Двадцать лет спустя Пиппа ссылалась на старческое безрассудство. Но всегда находились другие. Она любила коллекционировать скальпы и им же рассказывать друг о друге.

Открыв папку, она высыпала ее содержимое на соседний столик, сбросив на пол засохший цикламен и фигурку собаки стаффордширской породы. Фотографии, счета, письма разлетелись по всему ковру.

С ударом боли Лизандер узнал почерк матери на клочке голубой писчей бумаги.

«Дорогой Алистер, – с напряжением читал он. – Это было самое лучшее траханье в моей жизни».

– И чем больше твой отец злился и мрачнел, тем неистовей становилась твоя мать, – пробормотала Дина, раскрывая «Радио Таймс». – А у меня вчера был прекрасный званый ленч, даже с несколькими сменами блюд. Мужчины, конечно, из-за болезней отсутствовали, но ведь в моем возрасте следует ожидать недомоганий.

«Мне уже ничего не поможет», – подумал Лизандер, швыряя листок в камин.

– Эй, давай-ка это сюда, – сказала Дина.

– Пора принимать лекарство, леди, – миссис Бингем, умирая от желания узнать, что происходит, вступила со стаканом воды и двумя желтыми пилюлями на тарелке.

Пытаясь найти хоть что-то в защиту матери, Лизандер сгорбился над письмами и фотографиями, собирая их в папку. Через секунду большая полосатая кошка, которая приняла письма за бумагу для своего выгребного ящичка, с шумом начала их разбрасывать.

Потом уже, когда Лизандер убирал эту порочную папку в ящик стола, на пол выпала выцветшая фотография. Дядя Алистер с широкой ухмылкой на лице раскинулся в кресле с сигарой в руке, а матушка, смеясь, стояла на коленях у его ног и держала между пальцами его грязный член подобно сигаре. Оба были обнажены.

Лизандер всхлипнул. Через секунду его горе вывело из ступора Дину.

Черт побери, я думала, что я ее сожгла. Ах, шалунья ты, шалунья, – пожирая глазами фотографию, восторженно вскрикнула миссис Бингем.