Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1 - [26]

В конце длинной подъездной дороги сквозь великолепный парк с редкими, благородных пород деревьями вставал всей массой своих серых камней Парадайз-Грандж, увенчанный башенками и бойницами. Превосходные лужайки, еще не оттаявшие после зимы, переходили в большие поляны подснежников, а знаменитый желто-лиловый флаг «Кетчитьюн» на крыше трепетал под хлестким ветром. Хотя полдень еще только минул, по обеим сторонам громадной дубовой парадной двери уже горели фонари. Когда Ферди позвонил и прозвучала мелодия «Хора Аллилуйя», ему никто не открыл. Но как только он попытался войти сам, наткнулся на Мериголд Локтон с заливавшимся яростным лаем жирным спаниелем позади, исступленно ожидавшую возвращения Ларри.

7

Глядя на эту картину, Лизандер решился заставить Ларри Локтона вернуться. Мериголд выглядела абсолютно непривлекательно, чем-то походя на леди Верил Кук, надевшую на маскараде маску миссис Тэтчер. Лишних двадцать фунтов весу, воспаленные глаза и красные прожилки на нездоровых бледных щеках. Повязанные ленточкой на манер Алисы мышиные завитые волосы только подчеркивали морщинистый лоб. Декольтированное платье, открывавшее белые и пухлые шею и руки, своим цветом напоминало переваренную брюссельскую капусту. И еще было видно; что она накачивалась водкой уже не один час. Тщательно выговаривая первые слова, хозяйка сообщила, что про дом на Трегундер-роуд, который для нее нашли, можно забыть.

– Даже если Ларри соберется продать «Парадайз-Грандж», я с места не сдвинусь. Козлятки любят свой домик. Почему же они должны бросать его и почему это должна делать я после всех трудов, вложенных в его обустройство? – Мериголд показала на странного розового цвета дубовые панели в холле.

– Ларри захотелось, чтобы детишки росли в деревне, – проговорила она скрипевшим голосом, провожая Ферди и Лизандера в огромную гостиную, – и меня поселили в Парадайзе, где даже по магазинам нельзя походить. Потом упек их в пансион – его дети должны иметь шикарное произношение и солидных друзей – и рассчитал за месяц вперед моих слуг, а также миссис и мистера Бримскомб, чтобы вынудить меня отсюда выехать.

– Бедный мистер Бримскомб ухаживает за этим садом уже сорок лет. Только посмотрите на этого согбенного старика.

Мериголд кивнула на древнего садовника за окном, угрюмо подстригавшего тисовую изгородь.

– Я же не могу его выгнать, это разобьет ему сердце. Он расстроится еще больше меня.

– Мериголд, – прервал Ферди, – это Лизандер Хоукли.

– Рада познакомиться с вами, – сказала Мериголд без энтузиазма, но затем ободрилась. – Вы не откажетесь пропустить по кружечке?

– Конечно, нет, – ответил Ферди и, увидев испуганное лицо Лизандера, прошептал ему: – Не теряйся, увидишь, игоа стоит свеч.

– Она такая толстая, – прошипел Лизандер, – и я не представляю, сколько нужно выпить, чтоб приблизиться к ней даже на сотню ярдов.

– Какой обзор, – восторженно воскликнул Ферди, протискиваясь между арфой и граммофоном с изогнутой трубой, чтобы получше рассмотреть вид из окна, занимавшего почти всю стену комнаты. – Здесь «Валгалла», и «Ангельский отдых», и за «Веллингтонией» коттедж Рэчел.

– Да мне наплевать, – зароптал Лизандер. – Я хочу домой.

Несмотря на брошенные на ковролиновое покрытие яркие персидские ковры, изобилие шелковых подушек, лежащих в ряд, а также стулья и софы, обитые шотландкой, комната была так же уютна, как склад мебели на Оксфорд-стрит. Для комфорта в ней было слишком много темных громоздких картин, канделябров, позолоты на зеркалах и очень мало согревающих огнем поленьев в камине.

На стенах висело множество золотых дисков, завоеванных «Кетчитьюн», снимок печального спаниеля Стаббза, гравюра Хогарта с изображением музыкального вечера, взятая в рамочку первая рукописная страница сонаты Бетховена и Пикассо. Слишком большое пианино, различные награды за достижения в записи музыки и многочисленные фотографии Ларри Локтона, обнимающегося со знаменитостями, – в основном с миссис Тэтчер, – наводили тоску. Расставленные в комнате бюсты великих композиторов свысока взирали на нагромождение этих нужных и ненужных вещей.

Бедная Мериголд была очень растерянной. Сначала она забыла про воду для виски, затем принесла ее, не зная для чего, и полила уже отцветшие бледно-розовые гиацинты.

– Тем не менее вы кучу цветов получаете, – сказал Лизандер, разглядывая расставленные вокруг букеты розово-красных гладиолусов.

– Я их сама себе отправляю, – призналась Мериголд, расплакавшись.

Пока Ферди наполнял кувшин и подбирал какую-то кухонную утварь, Лизандер расспрашивал Мериголд о том, как она узнала об изменах мужа, уже искренне начав ее жалеть.

– Впервые это произошло на официальном приеме в декабре. Я всегда выделялась на вечеринках.

Она взглянула в сторону кухни, услышав там шум.

– Когда мы поженились, за мной все волочились, – это сейчас я старая калоша, к которой подлизываются только потому, что она жена босса.

Она громко высморкалась и хлебнула еще водки с тоником.

– По-моему, Ферди, она слишком крепкая. Итак, я болтала с женой секретаря и через комнату увидела, что секретарша моего мужа Никки сидела на кожаной софе. Сам он стоял рядом и разговаривал с финансовым директором, а она терла перед брюк Ларри.