Человек сидящий - [47]

Не предвиделось до сегодняшнего дня. Сейчас он пойдет на комиссию, где ему определят наказание за нарушение правил распорядка. Первое за все его время здесь.

Зэков кормят три раза в день. Еда отвратительна. Относительно пригодна для питания она лишь в дни проверок, когда попробовать ложку супа может, к примеру, прокурор.

Арестанты, особенно бедолаги, которые не получают передач, спасаются дешевыми приправами, что скупают в тюремном магазине. Они засыпают ими все — и слипающуюся комками кашу, неважно из чего, всегда комками, и жидкую массу тюремного супа, и сваленные в кучу вареные свеклу с капустой.

Теперь это приходится делать украдкой.

Свиньи, которых при колонии несколько сотен, питаются отходами столовой. Арестантская еда проходит столовую лишь для ритуала. Ее сразу готовят для свиней. Но люди упрямо пытаются ее есть. Людям надо жить. И поэтому надо есть хотя бы еду для свиней. Но свиньи не переносят приправ, которые люди сыплют в их еду. Свиньи от них болеют и не набирают вес. А это важно.

Свиньи становятся свининой, а та исчезает, но об этом говорить нельзя.

И хотя арестантам это мясо не перепадет никогда, нужно, чтобы свиньи были здоровы и росли.

Поэтому приправы с недавних пор запрещены.

Так и объявлено. Запретить все приправы, кроме майонеза.

Майонез свиньи едят.

Еще в столовой дают хлеб. Иногда он вполне съедобен. И тогда люди пытаются унести его в барак и съесть там, положив на него сало или колбасу, если есть припасы, или посыпать сахаром и запить горячей водой, как это делает грустный китаец Ваня Чанчунь, у которого никогда ничего нет. И он такой не один.

Но выносить хлеб из столовой нельзя. Это дикое правило. За вынос хлеба из столовой — наказание вплоть до ШИЗО.

Риск велик, но голод сильнее страха. Голод берет пайку со стола и кладет ее в карман. Разум не способен остановить руки.

Сергей на воле был адвокатом. Хорошим. Гордился тем, что к нему обращаются серьезные люди. Однажды, когда он заходил в СИЗО к подзащитному из таких серьезных, он передал ему документы, которые просили передать друзья с воли. Не по делу документы, и не должен он был ничего подобного допускать. Но это даже не проступок — так, пожурить. Но между бумагами был аккуратно положен пакетик с героином.

Так Сергей стал наркодилером. Люди в суде признали, что героин в документах — их вина и что Сергей был не в курсе. Но не освобождать же его суду из-под стражи, не оправдывать же.

Он много пишет в зоне, пишет хорошие, настоящие, добротные жалобы по делам, к нему очередь. Берет за работу сахар, сигареты, чай. Сергей старается не обременять семью, он давно запретил жене делать ему передачи. У него трое детей, и жена справляется с трудом.

Ему, его жене и его детям нужно это УДО.

Но сегодня он вынес из столовой кусок хлеба. Отряд уже на подходе к бараку остановил безопасник. Сергей не стал, как поступают многие, выкидывать хлеб. Не смог. Не у каждого поднимается на это рука. Хлеб был найден в кармане робы. Сергея заактировали.

Теперь он ходит вперед и назад по прямой и ждет.

Через час его приводят с комиссии. Приводят — и это хорошо, значит, не ШИЗО.

Выговор. И это означает, что УДО не будет.

Он выйдет только через год, после того как будет снят выговор, после того как он получит еще два поощрения.

Наказание за пайку, стоимость которой втридорога взыскивается с арестанта, вычитывается из зарплаты и пенсии. Наказание в год зоны, в год ожидания, в год жизни.

Год за кусок серого хлеба, отобранного у свиней.

У свиней, которые едят майонез, но болеют от приправ, что вольные люди продают арестантам в тюремном магазине.

Уполномоченный

Сегодня зона вычищена до блеска. Утром, рано, меня вызывают в штаб, я выхожу из локального участка, локалки своего отряда. У курилки никого, выходить из бараков запретили.

Иду вдоль здания столовой, в это время здесь всегда люди, много людей, работяги строятся, чтобы идти на работу, но сегодня пусто.

В стене столовой есть небольшой проем, из него обычно в это время вываливают помои, выталкивая их из кухни в специальную вонючую телегу с высокими, сваренными герметично бортами. Герметично — чтобы ничто не пропало. Свиньи должны есть, их много, несколько сотен, никто точно не знает сколько, но все помои из столовой, которыми сначала кормят зэков, выбрасывают через этот проем в вонючую телегу и везут им. Остается много, всегда много, людям это есть невозможно. А свиньи едят, и кто-то потом ест их мясо. Сегодня особенный день, сегодня в обед немного этого мяса достанется и арестантам. Старые бедолаги, что сидят не первый год и не получают передач, знают это точно, они оживлены. Надеются, что с ними поделятся пайками те, кого «греют». И делятся, да, и тогда бедолаги ставят себе на стол по несколько порций, кто сколько урвет, молча и не жуя глотают, некогда жевать, обед — это пятнадцать минут.

Пятнадцать минут много в этой вони, люди вырываются наружу, на воздух, а недоеденные ими помои вываливаются в телегу. Но сегодня телеги нет, проем закрыт на железную заслонку, я и не обращал внимания, что она есть.

Все локалки пусты.

Нет никого у штаба, у спецчасти нет вечной толпы, выстроенной в неровные шеренги. Важно, чтобы зэк ждал в толпе, его надо вызывать в толпе, выстраивать и заставлять ждать под дождем для подписания одной бумаги. Но сегодня все бумаги будут ждать. Они не важны.