Человек с двойным дном - [53]

Глезеру пришлось убраться восвояси. Но он не успокаивается. 10-го марта прошлого года в одном из московских институтов он снова принимает участие в открытии очередной «выставки». На представленных полотнах было все, что угодно, кроме того, что называется искусством. На одном изображена рваная и грязная газета, на которой лежит вздувшаяся рыба. Копируя шрифт газеты, «художник» вписал в нее несколько фраз явно антисоветского содержания. На других так называемых картинах — мертвые, искаженные маски вместо лиц, гипертрофированные, дистрофичные тела, болезненно-похотливые и уродливые женщины, помойные ямы, задворки грязных дворов и тому подобное. «Это злонамеренная идеологическая диверсия», — так справедливо характеризовали выставку посетители. По требованию посетителей и эта выставка была закрыта. Но вот что показательно — уже на следующий день лондонская газета «Таймс» опубликовала статью об этом. По всей видимости, не без чьей-то помощи была проявлена подобная Оперативность».

Спрашивается, зачем понадобилась Глезеру и эта выставка? Из любви к искусству? Если это можно назвать искусством. Нет. Задача его иная: прослыть покровителем непризнанных талантов, привлечь к своей «смелой» и «инакомыслящей» персоне внимание падких на всякую грязную провокацию нечистоплотных людишек, корреспондентов иных зарубежных газет, а затем повыгоднее распродать доставшиеся ему по дешевке картины из собственной коллекции. Бывший нефтяник создал для себя весьма красноречивую формулу: «Нефть пахнет, деньги-нет». А деньги Глезеру нужны позарез. Без них же не построишь трехкомнатную кооперативную квартиру, не приобретешь мебель, не создашь коллекции из двухсот картин, не изготовишь для них передвижных стендов, не устроишь, как это он сделал, новоселье, пригласив 200 с лишним гостей (!). А ведь он сам говорит, что месячный доход его семьи, включая заработную плату жены и исключая алименты, составляет немногим более 300 рублей.

После новоселья делец от живописи решил несколько расширить сферу своей коммерческой деятельности. А для этого, естественно, нужна реклама. Кто же, спрашивается, как не сам Глезер, может рекламировать Глезера? И он пишет опус в защиту подопечных, эдакую «исследовательскую» статью о творчестве «непризнанных» об атмосфере недружелюбия, которая, якобы, окружает их. Этот свой труд он дает обучающейся в Москве на курсах русского языка француженке Паскаль Гато, чтобы та, по возвращении домой, передала его дальше, по назначению. Тут уже, кроме желания повыгоднее себя преподнести, ожидается и гонорар в валюте.

Знаний русского языка Паскаль вполне хватило на то, чтобы разглядеть в этой статье злобную клевету на Советский Союз. Французская девушка оказалась дружелюбнее к стране, предложившей ей гостеприимство, нежели Глезер к той же стране, в которой он родился и вырос. Возмущенная Гато возвратила статью автору. Такие, как Глезер, не находят поддержки у честных людей, они по душе только нашим идеологическим противникам. Они им дороги, как пятнышко на солнце.

Вот так и живет Александр Давидович Глезер. Живет, перебиваясь сделками и антисоветчиной, живет не чисто, живет, забыв о чести и достоинстве советского человека. Кстати, А. Д. Глезер является членом группкома литераторов при издательстве «Советский писатель».Членство это служит ему ширмой, за которой он пытается спрятать свои весьма нечистоплотные коммерческие дела, свои дурно пахнущие настроения. Но ведь за ширмой можно прятаться день-два, не отсидишься же за ней всю жизнь…»

* * *

Читатели, я надеюсь, вы не забыли, какая «общественность» — майор КГБ и два работника горкома партии — закрывали выставку в Москве в 1967 году, и как армейский полковник посылал из Тбилиси на Лубянку телеграмму, чтобы прикрыли экспозицию в столице Грузии. А вы заметили, что фельетонист почему-то не осмелился написать, что я торгую картинами. На встрече с Руссовским я опроверг все обвинения, но Р. Строков на это начхал. Что велели, то и сочинил. Даже изобрел и вложил в мои уста новый афоризм: «Нефть пахнет, деньги — нет». Насчет же продажи картин напустили тумана. Глезер — делец, ибо думает впоследствии «повыгоднее распродать доставшиеся ему по дешевке картины». Ну почему же не назвать меня и убийцей, к примеру, на том основании, что я думаю впоследствии кого-нибудь убить.

А вы обратили внимание, как много строк фельетонист посвятил глезеровской жажде наживы? Это не случайность, а опробованный прием. Как еще объяснить широким массам побудительные мотивы деятельности инакомыслящих, да так, чтобы удобнее втоптать их в грязь?! За истину они? За искусство? За свободу? Нет — лужеными глотками орет пропагандистский аппарат. — Продались! Продались за большие деньги! За валюту! Простое, привычное, затверженное обывателем понятие.

Оскар закупил пятьдесят экземпляров «Вечерки» с фельетоном и принялся меня поздравлять. Я ему:

— Ты что, с ума сошел? Теперь не то что картины покупать, — жрать не на что будет!

Аскетическое лицо Оскара освещается улыбкой:

— Умереть с голоду не дадим. Но зато от тебя все сплетни отхлынут. — И рассказывает, что ему осточертело выслушивать бесчисленные соображения о том, что Глезер наверняка сотрудничает с КГБ. Как же иначе — выставки устраивает, к иностранцам в гости ходит, они к нему таскаются — и как с гуся вода. Его не только не трогают, а еще позволяют печататься в газетах и журналах. Как пить дать, сотрудничает! И так рассуждали не одни злонамеренные стукачи-слухачи, сознательно сеющие в нашей среде подозрительность и недоверие, но и искренние доброжелатели, особенно из старшего, прошедшего сталинскую науку, поколения. Ведь и впрямь странно! Человек общается с зарубежными дипломатами и журналистами и не получает по заслугам. А то, что государственная машина порою медленно ворочает маховиками, что на согласования по инстанциям уходят годы, они в расчет не брали. Лишь боялись за доверчивых художников, которые угодят с этим Глезером в западню.