Человек с двойным дном - [54]

— Теперь так тебя расписали, — радостно потирал руки Оскар, — что волей-неволей заткнутся все говоруны!

Вот какая у нас удивительная страна! Ее пресса для общественности, как кривое зеркало. Окатила меня грязью с головы до ног, обвинила в антисоветской деятельности — и тем самым выдала свидетельство о честности и порядочности. О своем, о сексоте, такого ведь не напишут. Жил я в счастливом неведении об опутывавших меня сплетнях, а если б знал, то даже страшно подумать, каково бы пришлось? Чем, действительно, докажешь, что не замаран? Ну, ладно, спасибо «Вечерке», с этой проблемой покончено. А дальше-то что? Как мне все-таки реагировать на фельетон? Неужто проглотить? Загорелось: подам за клевету на газету в суд! Друзья высмеяли:

— Спятил, что ли? Какой-растакой судья примет твой иск? Раз печатный орган горкома КПСС утверждает, что ты авантюрист, спекулянт и антисоветчик, стало быть так и есть. Не оспоришь. И редактор газеты, и судья получают указания от одних и тех же организаций — партийных и карательных.

— Не прожектерствуй, не мудри, а ложись-ка ты лучше в больницу и лечись от бессонницы. Принимаешь по пятнадцати таблеток на ночь… Докатишься до наркомании! — наседал Марат. Он уже давно склонял меня к этому. Ныне же, по его мнению, скрыться на месяцок — сразу двух зайцев убить: и подремонтироваться, и переждать, посмотреть, как развернутся события.

В общем, 23 февраля Марат и Майя привезли меня в больницу, и не в простую, а в психиатрическую, ибо лишь там имеются чудодейственные аппараты электросна. Кстати, попасть в психушку (если только насильно тебя здорового не доставляют туда по приказу КГБ) в СССР нелегко. Больные самые разнообразные — от тихих шизофреников до запойных пьяниц — месяцами ждут очереди. Не хватает мест. Но у Марата в этом мире профессиональные связи, потому-то и удалось столь быстро меня пристроить. И как удачно — в двух шагах от дома.

Одна из исторических достопримечательностей нашей Преображенки психбольница № 3, широко известная в народе под названием «Матросская тишина». В царские, чуть не Петровские времена, ее построили как тюрьму для бунтовавших матросов и солдат. Потому-то угрюмо набычившееся здание окружено почерневшей в полметра толщины кирпичной стеной.

В приемном отделении сестра не церемонится:

— Снимайте все!

Сбрасываю тулуп, пиджак и в нерешительности останавливаюсь. Злится. Устала от психов.

— Скорее!

— Ну, не могу же я при вас…

Она с досадой к. Марату:

— Совсем сумасшедший?

Боже мой, куда меня занесло! С отвращением натягиваю несвежий больничный халат, тоскливо гляжу на пришедшего за мной дежурного врача. Майя протягивает газеты, бумагу, ручку. Сестра категорическим жестом отклоняет:

— Нельзя! Принесете, когда дадут свидание.

Да когда же его дадут! Сейчас из-за вирусного гриппа карантин, и свидания редкость. Без работы, без чтива, среди психов и сам стану психом. Пробую пошутить:

— Это все советские газеты: «Литературка», «Правда»..

Но здесь шутить опасно. Каждое слово воспринимается всерьез. Доктор встрепенулся. И вправду, не сумасшедший ли?

Марат забеспокоился:

— Ты поосторожней остри…

Доктор распорядился, в какое отделение меня доставить, и я побрел вслед за сестрою. Из-за того, что мы явились в неурочный час и какие-то двери уже перекрыли, пришлось идти через женское отделение. Большая полутемная после отбоя комната, скорее зала, полна безумных. Одна, растрепанная, обнаженная до пояса, встает в постели на колени и, простирая руки, плотоядно кричит:

— Дайте мне его сюда!

Невольно ускоряю шаг. В мой правый кулак, в котором зажата пачка сигарет, впиваются чьи-то зубы. Это охотница за сигаретами. Схватила упавшую пачку и метнулась прочь. Наконец мы выбрались и скорее на третий этаж. Сестра сама поеживается, а меня утешает:

— Ты будешь сидеть среди тихих, почти нормальных.

— Заводит в палату и указывает на пустую постель.

Оглядываюсь. Все уже улеглись. Ну да, условия здесь как раз для сна. Двенадцать душ свели воедино. Кто храпит, кто кашляет, кто ворочается с боку на бок — пружины поют. Три кровати справа у стены. Три — слева. По центру, вплотную друг к другу два ряда — шесть штук. На одной из них мое место. Сосед время от времени вскрикивает во сне и опускает на меня тяжелую ногу.

О, бесплатное отечественное медицинское обслуживание! Недаром, все, кто с деньгами, бежит от тебя, как от огня в платные поликлиники, к врачам-частникам. И я бы отсюда удрал, но Марат заранее предупредил, что курс лечения месяц, и раньше не отпустят.

Наутро знакомлюсь с обитателями палаты. В них — ничего от психов. В основном, хронические алкоголики, молодые и старые. Большую часть дня они дремлют. Бодрствуя, треплются о бабах, смакуя пикантные подробности, или пытаются уломать сестер принести четвертинку.

И не только моя палата — все отделение забито пьяницами, которых привозят на принудительное лечение, настоящую филькину грамоту. Полечится алкаш, а на воле опять за старое. Многие из больных тут старожилы, попадают по четвертому, пятому разу. Одутловатый тип — нос в сизых прожилках — развалившись на постели, хвастает: