Человек с двойным дном - [46]

Я трудился вовсю, торопясь, пока передо мной не захлопнули все двери. В сентябре 1967 года впервые полетел в Ташкент. Мне чудилось, что чем в больших местах я буду брать переводы, тем устойчивей будет подо мной почва. И еще был расчет. Зная, что неизбежна расплата за выставки и за постоянную домашнюю экспозицию, я спешил по возможности максимально расширить коллекцию, включая в нее все достойные имена, и, конечно, купить кооперативную квартиру. В одной комнате и не развернешься, и соседи ворчат, что, мол, за музей устроил, с утра до вечера чужие люди шляются, а среди них вдобавок иностранцы.

Ко мне зарубежные корреспонденты и дипломаты начали наезжать с весны 1967 года, то-есть с появлением коллекции. Да и я бывал у них часто.

Мои активные контакты с иностранцами обеспокоили Лубянку, и там подстерегали лишь удобный случай, чтобы прицепиться. Он вскоре представился. 9 октября мы с Майей отмечали годовщину свадьбы. Среди гостей был и американский дипломат Джон, очень молодой, очень веселый и непосредственный. Он извинился, что без жены, ей пришлось остаться с ребенком, так как няня, наша соотечественница, напилась. И, понизив голос, с огорчением добавил:

— За мной хвост. Не смог оторваться.

Велика новость!

— А банджо с тобой?

— А как же!

Никто из нас не сообразил, что американцы привыкли пить виски с содовой, а на столе — семидесятиградусная домашняя грузинская водка — чача. Джон чувствовал себя хорошо, вместе с нами пел, подыгрывал на банджо, но вдруг ни с того ни с сего поднялся и отчетливо произнес:

— Кажется, я пьян! — и упал. Его уложили, и он уснул. К двум часам ночи все гости, кроме Оскара и Вали, разошлись, а Джон спит, как младенец. Будим — не просыпается. Может, под холодный душ его и кофе покрепче приготовить? Не помогает. Американец пьет кофе и жалобно посматривает на кровать. Глаза у него слипаются. И, как нарочно, он начисто забыл русский. Упрашиваем позвонить домой, предупредить жену, что задерживается. Не понимает. Позвонили бы сами, да английского не знаем. В 6 утра стук в дверь. За дипломатом приехал его коллега. Оказывается, уже в третий раз. Жена Джона беспокоилась и послала приятеля на поиски. Ночью он не достучался. Протрезвевший Джон выглядел подавленным.

А в 11 ко мне пришли двое из органов госбезопасности. Один помоложе, отъевшийся битюг. Второй постарше, поинтеллигентней.

— Что это вы, Александр Давидович, такой сабантуй устроили? Ваши соседи нам позвонили, мол, всю ночь иностранные машины спать не давали.

Не считая происшествия в Тбилиси, я с КГБ никогда носом к носу не сталкивался. Не оступиться бы!

— Как же соседи в темноте с четвертого этажа могли разглядеть, чьи машины на улице? Всем известно, что вы за каждым дипломатом ездите. Чего зря хитрить?

Заходят с другого конца.

— У вас ночевал американский дипломат?

— Да.

— Напился, что ли?

Я простодушно:

— Нет, не напился. Всего рюмку чачи выпил. Но она крепкая. Вот я его и не отпустил. Еще разобьется на машине.

— А с какой стати он вообще у вас был?

— Так у нас же семейный праздник! Вот и пригласили. Свой парень. На банджо здорово играет.

— А все-таки соседи видели, как его с трудом спускали по лестнице.

— Честное слово, ерунда! Утром он был трезвей нас с вами.

Встрепенулся:

— Выходит, что вечером был пьяный?

Осторожней, осторожнее с ними надо! И сухо:

— Он одну рюмку выпил.

Мой «следователь» с остервенением что-то пишет. Потом протягивает бумагу:

— Прочитайте и подпишите.

— Ничего подписывать не буду.

— С ваших же слов записано!

— Все равно.

— Но почему, если это правда?

— Потому что я против своих гостей показаний не даю.

Отступился. А начальник:

— Мы вам советуем американских дипломатов к себе не пускать. Они шпионы.

— У меня же не секретный завод. Люди картины смотрят.

Веско:

— Вы не забывайте про идеологический шпионаж.

Лавирую:

— А французов?

— Французов, пожалуйста! Они же наши друзья.

— А завтра приедет бразильский посол в сопровождении американского дипломата.

— С послом пустите.

Он, кажется, верит, что убедил меня.

— Я так не могу. Всех принимать, а американцев нет. Что за дискриминация?

— Вы им и не отказывайте. Они же, прежде чем ехать, звонят. Объясните, что сейчас заняты. Освободитесь, тогда позвоните. Сами же не звоните. Дипломаты народ вежливый. Второй раз напрашиваться не станут.

Строю оскорбленную мину:

— Значит, они вежливые, а я должен быть хамом? Лучше вы изложите мне письменно, чтобы американцев не пускал.

Он резко отодвигает стул, на котором сидел:

— Мы вам дружеский совет даем. А вы поступайте, как хотите.

Молодой многозначительно:

— До свиданья. Мы еще зайдем… — И к выходу друг за другом, как волки. Сущие волки!

До чего ж они американцев невзлюбили! Как хотели заполучить мою подпись! Подходящий был бы для них документик. Пристроили бы в прессу, дескать, какой позор! Приехал дипломат США в советский дом, вдрызг напился и набуянил. На черную краску не поскупились бы!

С американской корреспонденткой и похуже поступили. Подошел к ней на улице скромный юноша. Попросил выслушать. Присели в кафе, взяли лимонад. Очнулась она уже у себя в постели. Ничего не помнит. А произошло вот что: юноша подкинул ей в лимонад снотворное (это позже показал анализ), отвез заснувшую женщину в вытрезвитель, кинул рядом с пьяными проститутками, сфотографировал, а потом позвонил в американское посольство: