Человек, рожденный быть королем - [9]

Снял с шеи ножик свой, и вмиг

В глубоком рве коня сдержал

И хриплым голосом сказал:

«Мои подвязки, чорт возьми,

Ослабли! Друг мой, подтяни!»

При этом слове Михаил

Напев веселый прекратил,

И не заметя, как сердит

Был голос всадника, спешит

Не ослабевшую ничуть

Подвязку крепче затянуть.

И вот, пока он под коня

Нагнулся, голову склоня,

Сверкнул над ним стальной клинок

И пал, ему вонзившись в бок.

Назад отпрянув и вскричав,

На землю рухнулось стремглав,

Глаза в испуге обратя

К убийце, бедное дитя.

Тогда, весь бледен как мертвец,

С седла спрыгнул царев гонец

И, чтоб все кончить, перед ним

Стал на колена. Недвижим,

Лежал убитый; но еще

В нем было сердце горячо.

Свирепый сквайр, как лист дрожа,

Хватает рукоять ножа;

Но прежде чем извлечь успел,

Вдруг колокольчик прозвенел

Далеко где-то. Страх и дрожь

Его объемлют. Бросив нож,

К земле приникнул ухом он,

И — чу! все ближе, ближе звон

И ясно слышен наконец.

Тогда вскочил с земли гонец,

Подумав в ужасе, что в лес

Нисходит мстителем с небес

Хранитель-ангел душу взять

И злато Каина попрать.

А звон все ближе — страшный миг!

И вот, как бешеный, старик,

Прыгнув в седло и шпоры дав

Коню, пустился в лес стремглав.

И конь, испуган, в черный бор

По пням, по рвам, во весь опор

Помчал седого ездока

И мчал до той поры, пока

У моста мертвым пал под ним.

Грехом и ужасом гоним,

Бродил всю ночь в полях старик

И на рассвете лишь достиг

Ворот злосчастного дворца,

Имея образ мертвеца.

Тут, предъявив с гербом кольцо,

Самьель поднялся на крыльцо

И, быв допущен к королю,

Всю повесть страшную свою

Пересказал. «Король, поверь, —

Так кончил сквайр, — он мертв теперь;

И то, чем был испуган я,

Должно лишь радовать тебя:

Tо с неба — верю я тому —

Звонили ангелы ему,

Чтоб душу в рай призвать. И вот

Каков пророчества исход!»

Но тот, не в духе, тяжело

Вздохнул, нахмуривши чело.

«Самьель! — так начал он, — я ждал,

Когда то дело поручал,

Что ты, как воин и герой,

Исполнить смело замысл мой.

А ты, испуган, поражен,

С пугливым взором слабых жен

И обезумлен, чуть дыша,

Приходишь, дела не сверша».

Тут он поднялся и ушел;

Потом, обдумавши, нашел,

Что это дело по всему

Не так уж дурно, как ему

Сперва казалось, и что он

Удержит в роде древний трон.

Почетом, золотом затем

Осыпал сквайра он, но тем

Его от смерти не сберег:

К зиме злой граф в постелю слег

И умер тихо в декабре.

И вот теперь в монастыре,

Под хорами, он мирно спит,

Под спудом из надгробных плит

С изображеньями святых,

Да будет сон злодея тих.

Так дни летели, годы шли,

И полным счастьем на земли

Король, как прежде, обладал

И одного лишь только ждал —

Иметь наследника, чтоб с ним

Делиться счастием земным.

Но дал Господь ему лишь дочь,

На свет рожденную в ту ночь,

Когда, отверженный от всех

И проклинаемый как грех,

Впервые бедный Михаил

Всю горечь жизни сей вкусил.

И меж красавиц краше всех,

Среди девических утех,

Ни с кем души не разделя,

Достигла дочерь короля

Своей осьмнадцатой весны.

Меж тем скончалась мать княжны.

Но мало царь об ней скорбел;

Давно он втайне мысль имел

Не столь неплодную опять

Себе принцессу в жены взять.

И в этих видах наконец

Был послан королем делец

В страны соседние, чтоб там

Между принцесс и знатных дам

Найти достойную ему

Жену по сердцу и уму.

И вот женился он опять,

И стал, как прежде, ожидать

Себе наследника. Так год

С женой прекрасной, без забот,

Он прожил в мире и любви.

Меж тем приблизились те дни,

Когда врага он вновь узнал,

Кого погибшим уж считал.

Пришла с тем вместе и пора

Княжну отправить от двора

(Таков обычай старины!)

В далекий замок той страны.

Какой-то очень древний царь

Построил замок этот встарь

Своей возлюбленной, от всех

Здесь скрыв ее в дому утех.

Здесь летом в зелени густой

Пленялся он ее игрой,

Когда она, любви предмет,

Как Эригона древних лет,

Являлась в ризах золотых

Меж виноградарей своих,

Благоговевших перед ней,

Как пред богинею своей.

Давно прошли те времена,

Забыты даже имена

Царей и царств, и сожжены

Деянья славной старины

В том горне времени, где жар

Из зла рождает добрый дар,

Из скорби радость нам творит

И жизнь развалинам дарит.

Но в древнем замке и досель

Стояли стены, цитадель

И башни красные, как кровь.

И с каждым летом вновь и вновь

Все улыбались и цвели,

Как и в давно минувши дни,

Сады, зеленые леса,

И не поблекла их краса.

Сюда Цецилию свою

Послать угодно королю.

Теперь, с летами, средь забот,

Смирив надменных дум полет,

Король для дочери своей

Меж королевских сыновей

Нашел красавца-жениха,

С которым, мнил он, без греха

Вступить в родство, затем что род

От царской крови принц ведет.

И вот, когда уже настал

Разлуки миг, король сказал:

«О, дочь! Чрез месяц, может быть,

К тебе приеду погостить

И осмотреть твои края;

Но не один приеду я.

Со мной приедет твой жених,

Кого из принцев молодых

Я избрал сам, кому я рад

Отдать мой лучший в жизни клад.

Не бойся юноши того:

Красивей в мире нет его,

И много женских он сердец

Пленил, как счастливый ловец.

Прощай, мой друг! Благослови

Тебя Господь».

                         И, полн любви,

Ее лобзает, и княжна,

Ничем в душе не смущена,

Ни ложным страхом, ни стыдом,

Покинула свой царский дом.

И то сказать: до сей поры

Среди младенческой игры

Не западала мысль ей в грудь

Делиться сердцем с кем-нибудь.

Ей с каждым утром жизнь несла

Веселья жизни без числа;