Человек, рожденный быть королем - [4]

Лишь крик из хаты лесника

Порой летел издалека,

Да лес шумел в ночной глуши,

Вселяя ужас в глубь души.

Тогда, окутавшись плащом,

Он лег опять, и крепким сном

Заснул, и снова вся в нем кровь

Застыла в ужасе, и вновь

В ушах послышались слова:

«Отдай! отдай!» Но, как сперва,

Не мог дознаться он, кто смел

Их произнесть. Он в страхе сел,

Вкруг озираясь до тех пор,

Пока его усталый взор

Мог отличать стволы дерев,

При блеске звезд, от мглы лесов.

Тогда заснул он в тишине

И долго спал. Но и во сне

Ему все грезилось, что он

Не спит и также заключен

В сарай; что будто поутру

К его печальному одру

Пришел старик, гость прежних дней,

Который стал еще дряхлей,

И будто, наклонясь над ним,

Сказал с усмешкой, с видом злым:

«Возьмешь, отдашь ли — нужды нет!

Сейчас родившийся на свет,

Во что б ни стало, должен сесть

На твой престол — тебе не в честь».

При звуке этих страшных слов

Король вскочил с соломы вновь

И взор уставил в лес опять.

Где и не думал день светать.

Насильно гнал он сон от глаз,

Полночных призраков страшась.

Но дум мучительных полет

И утомленье от охот

Его клонили к сну, и он

Еще раз погрузился в сон,

И спал до той поры без грез,

Пока в верхах густых берез

Блеснуло утро в серебре.

Тогда, продрогнув на заре,

Король проснулся и в мечтах,

О смысле скрытом в этих снах,

Пошел к избушке лесника.

И он находит бедняка

В ней на коленях, в скорби злой,

Упавшего на одр немой,

Где, недвижима и бледна,

Лежала мертвая жена,

И где, меж мертвой и живым,

Прекрасен, свеж, как херувим,

Новорожденный мальчик спад.

Король в дверях в раздумьи стал,

Чтоб не мешать отцу, но тот

Не примечал его приход

И горько плакал. Между тем

Король стоял, от злобы нем:

Ему тут бросился в глаза

Его злодей, его гроза

И чем он долее смотрел,

Тем пущей яростью кипел

В нем дух, и ярость крепла в нем

При виде парня в горе злом.

Он думал с бешенством, что вот,

Прервется древний царский род,

Что уж последний в роде он,

Что тот, кому назначен трон,

Кем свергнется он с высоты,

Возник, о, срам! из нищеты

В приюте бедности, куда

Не входит радость никогда.

Здесь на соломе, недвижим,

Лежал бездушный труп пред ним.

Лишь в дверь луч света проникал

В избу и грустно освещал

Избитый глиняный в ней пол,

Постель на шатких козлах, стол,

Да вместо стульев два-три пня;

Котел висевший у огня;

Горшок с похлебкой для больной,

Не тронутый ее рукой;

Стакан из дерева, сундук;

В углу кленовый старый лук

И подле лука три стрелы

С тупым железом, тяжелы

И безобразны, да клюку:

Вот все что Бог дал бедняку!

О! долго будешь помнить ты,

Король, приют сей нищеты

И эти стены, и не раз

Ты вспомнить с ужасом тот час,

Когда увидел пред собой,

Как слезы горькие рекой

Лились на нищенский тулуп,

Наброшенный на этот труп;

Как убивался, в горе дик,

Над мертвой женщиной лесник,

И как, покинутый вполне,

Ребенок плакал в тишине, —  —

Твой злейший враг, кому сужден

Удел высокий сесть на трон!

Пока смотрел на эту голь

И бедность грязную король, —

Вдали раздался звук рогов,

И он узнал знакомый зов;

И вскоре стал еще слышней

Крик приближавшихся псарей.

Тогда, прижавши рог к губам,

Он резкий позыв подал сам,

И лишь назад взглянул, как вот,

Сквозь чащу ломится народ

И на поляну перед ним

Выходит строем боевым,

И криком радости живой

Его приветствует весь строй.

Лесник, услыша криков гул,

Лицо к прибывшим повернул,

И встав с земли, своим глазам

Не верил, видя здесь и там

Вельмож в нарядах золотых:

Так глупо он глядел на них!

И вмиг забыв на сердце боль,

Смекнул, что гость его — король.

Но гость: «Здорово, господа!

Откуда прибыли сюда?

А мне вот добрый человек

В своей избушке дал ночлег

И угостил, чем Бог послал.

За это должен мой вассал

Не только золотом одним

Быть награжден, но и другим

Ему обязан я помочь.

Он овдовел сегодня в ночь,

И вот близь матери один

Лежит его младенец-сын.

Хочу ребенка взять к себе,

Чтоб не погиб он здесь в избе,

Но чтобы в бархате ходил,

Из серебра и ел, и пил,

Носил меч острый при бедре

И находился при дворе,

Служа вельможам, королям.

Ну что, приятель, скажешь нам

На это?»

             «Сир! — ему в ответ

На то лесник.  — Постыл мне свет

С тех пор как Бог, убив ее,

Убил и все мое житье.

Тебе перечить мне ли сметь!

Хотелось, правда, мне иметь

Сынка, помощника себе;

Да знать угодно так судьбе,

Чтоб и его мне не растить.

Пойду я по свету бродить:

На север, запад, на восток,

На юг, — куда ни кинет рок,

Мне все равно! Прости же мне,

На том что не могу вполне

Твою к нам милость оценить

И за нее благодарить.»

Так говорил в слезах лесник,

Но тот в слова его не вник.

Он в тайном трепете пылал

Схватит того, в ком угадал

Черты заклятого врага.

Был в свите преданный слуге —

Самьель. Король позвал его.

«Возьми ребенка; а того

Рукою щедрой награди,

Чтоб легче мог он на груди

Снесть злое горе и опять

Подругу по сердцу сыскать».

Лесник, червонцев слыша звон,

Вдруг ободрился. Молча он

Взглянул на бледный труп, потом

На деньги с радостным лицом.

И грубо сшитый из досок,

Набитый сеном коробок,

Где спало бедное дитя,

Нагнувшись, поднял он, крестя,

И подал сквайру-старику;

А тот в уплату леснику

Горсть денег на пол перед ним

Швырнул, и молча, с видом злым,

Смотрел, как с плачем дуралей

Считал монеты. На коней

Вскочив, тут все пустились в лес,

И вскоре из виду исчез

Бедняк, убитый скорбью злой,