Человек может - [32]

— Здравствуйте, — нахмурила Вера свой гладкий и выпуклый лоб. — Так дальше продолжаться не может!..

— Что случилось, доктор?

— Вы даже не знаете! Брюшной тиф! — выпалила Вера.

— Были случаи заболевания?

— Что вы, Сергей Иванович! — возмутилась Вера. — Если бы хоть один случай — разве я могла бы так спокойно разговаривать? — Не давая возразить, она веско добавила: — Но такие случаи возможны. Представьте себе, на строительстве имеются люди, которые до сих пор не сделали прививки…

Бушуев опустил глаза.

— Что вы говорите, доктор? — серьезно удивился он. И убежденно добавил: — Этого не может быть! Что угодно — только не это!

В голосе его не было и тени улыбки.

— Это факт, Сергей Иванович. Только на первом участке из ста тридцати четырех рабочих — двадцать восемь человек не сделали прививки. Двадцать процентов. И среди них сам начальник участка Савельев, хотя он это упорно скрывает…

— Ай-ай-ай, — укоризненно покачал головой Сергей Иванович. — Савельеву обязательно нужно сделать укол… Он вполне заслужил это. — Настраиваясь на серьезный лад, он спросил: — Что же вы предлагаете?

— Нужно издать приказ по строительству, — горячо потребовала Вера, — что люди, не сделавшие прививки, будут рассматриваться как злостные нарушители трудовой дисциплины. Вплоть до увольнения…

— Административными мерами такие вопросы не решаются, — возразил Бушуев. — В конце концов, делать или не делать прививку — личное дело каждого.

— Это не личное дело, — отрезала Вера. — Профилактика болезней не личное, а важнейшее общественное дело!..

Глаза ее заблестели, как у человека, готового заплакать.

— Вы не волнуйтесь, доктор, — миролюбиво посоветовал Бушуев. — Нужно больше заниматься разъяснительной работой.

— Я не волнуюсь. Но вот вы, Сергей Иванович, вы сделали прививку?

— Да… понимаете… не успел как-то, — нерешительно ответил начальник строительства.

— Ну вот! Что же спрашивать с рядовых рабочих?

Бушуев больше всего ценил в людях настойчивость. «Уж если тебе поручили пришивать пуговицы, — часто повторял он, — пришивай их так, словно на эти пуговицы будут пристегивать северное полушарие земли к южному!» Вера крепко пришивала порученные ей пуговицы.

— Не сердитесь, Вера Ивановна, — обезоруживающе улыбнулся Бушуев. — Мир! Обещаю вам, что и сам сделаю прививку и на участках заставлю людей сделать ее, проклятую. Но без приказа. Просто возложим ответственность за это дело на всех бригадиров…

До Павла доносились из кабинета отдельные слова.

Неужели начальник строительства вызвал меня почти ночью, чтоб заставить сделать прививку? — с удивлением думал он. — Не может же этого быть…

— Извините, Вера Ивановна, но…

— Это вы извините, что я так поздно. Большое спасибо…

Вера успокоилась: всем было известно, что если уж Бушуев что-либо пообещал — выполнит. Начальник строительства пошел к двери, чтобы проводить ее, и увидел Павла.

— Вы Сердюк?

— Я.

— Что же вы тут сидите? А я вас давно жду… Это вы предложили подвесные подмости?..

На следующий день, когда Павел утром пришел в компрессорный цех, он увидел, что штукатуры работают на подвесных подмостях.

Начальник участка то хрипло шипел, то в голосе его неожиданно прорывался густой бас.

— Зачем нужно было этот шум поднимать?.. Подвесные леса, подвесные леса… Я бы их и сам сделал… Ты что, обиделся?

— Да нет, — с деланным равнодушием ответил Павел. — Какая тут обида…

16

Две похожие головы — одна большая, Петра Афанасьевича, и другая маленькая, Пети, — склонились у радиоприемника «Родина».

Батареи разрядились, и приемник работал так тихо, что нужно было подставить ухо к самому динамику, чтобы разобрать что-либо.

Москва передавала сводку погоды.

— Слышишь, — не оглядываясь, с увлечением говорил Петр Афанасьевич жене, — она сидела у окна и вязала замысловатое покрывало на подушку. — Во Владивостоке — двадцать пять.

— Жарко, — равнодушно отозвалась Клава.

— А в Донецке — пятнадцать, — через минуту радовался Петр Афанасьевич.

— А в Киеве — девятнадцать, — обрадованно повторял маленький Петя.

Петр Афанасьевич любил слушать сводку погоды.

Ведь вот, казалось бы, простая радиопередача — города и температура воздуха. А как много говорит она сердцу!

Вслушиваясь в это деловитое перечисление, особенно ясно представляет себе советский человек Родину — огромную страну, где в один и тот же час на юге от полуденного жара плавится асфальт и соленая морская волна становится теплой, как парное молоко, а на севере не тает вечная мерзлота и огромные сверкающие льдины плывут по вечно холодному океану.

— Нужно будет сменить батареи, — решил Петр Афанасьевич, выключая приемник.

— Другое радио нужно, — возразила Клава, не поднимая глаз от рукоделия. — Только у нас с батареями. У соседей, у кого ни посмотришь… Включаешь — и играет, как хочешь — и громко и тихо…

— Зато на новом месте, пока нет тока, те приемники молчат. А этот — хоть в чистом поле поставь — будет работать.

— Сколько же тех новых мест будет?

— Ладно. Говорили-переговорили, — строго оборвал Петр Афанасьевич. Он подошел к столу и взял газету.

— Ты бы облигации проверил. Трехпроцентный тираж был. Михаил Прокофьевич четыреста рублей выиграл.