Челопарк - [6]

Шрифт
Интервал

            смысл пустоты занебеснутого нейтраля… но!
    я не был на самом деле готов к умерщвлению того,
                   что все еще называют «эго» —
потому-то изначальная сущность и не могла «вылупиться»,
                 ощутив чистую свою бесконечность:
 нет-нет, не ту, которую пытаются вымолить у рясоносцев
                похотливые до индульгенций невежды,
предлагая посредникам — «во славу *****» — живую валюту
                                   страха…
         о, конечно, дутая моя «индивидуальность»
          являлась, как и у большинства двуногих,
            стандартным ассорти из ограничений,
 стоящих на пути к, так скажем, реализации хай-класса:
         впрочем, не крылся ли в основе Творения
какой-нибудь трансцендентный обман, я, как и вы, не знал…
        мини-устройство же Машеньки, признаться,
интересовало меня ничуть не меньше мироустройства в целом:
с этого места поподробней, просит она, снимая вторую кожу:
            надо же, никак не привыкну к подобным ню.

[-4]

          — знаешь, говорит Машенька сразу после,
                      когда звонит халупосдатчица,
    секунду-другую инстинктивно дергаешься, гадая,
 набьет ли она цену или вежливо попросит убраться,
          меж тем как сильное эмоционирование
       (да, я тоже, тоже не терплю это словечко) —
         вернейший признак животного состояния,
                    а значит, каждый поэт[ъ]… —
«мал и мерзок, да не так, как вы!» — шепчу машинально,
                  но Машенька отмахивается:
     — двенадцать вихрей с зеленоватым свечением…
            нет ничего красивее чакры сердечной!
              нет никого милей чижика-пыжика!
                   никто мне не люб больше!
                                (хохочет.
             рифмует анку с фонтанкой.
                                допивает.)

[-5]

          постигнуть «скрытые пружины мироздания»:
                    не того ли хотелось Машеньке?
                      она, по-тихому сталкерившая,
       почитывала, конечно, не только «Бхагават-Гиту» с
                                «Дхаммападой»:
         более того, чтобы почитывать «Бхагават-Гиту» с
                                «Дхаммападой»,
            приходилось продаваться и таким вот образом
 (фрагмент файла, сохраненного на рабочем ее столе, ниже):
                           «с 1972-го на U. Wirsbo
             произведено 2.000.000.000 метров труб Pe-Xa:
этого достаточно, чтобы обогнуть земной шар пятьдесят раз»,
                                         etc.:
Машенька, впрочем, не жаловалась и «слез горьких» не лила,
             во всяком случае, при мне, — ну и, конечно,
       словечко к а р м а, закрепившееся в ее лексиконе
        (как и лю, уцененное, а потому не имеющее веса),
                все чаще делило на ноль «святое» —
              в том числе и подаренную книжонку:
                  образчик того самого продукта,
  коим завален нынче каждый «душевный» бук-шоп.
  в общем… смеялась Машенька, смеялась, а потом,
швырнув нетленку в угол, обхватила колени и начала
                                     по-бабьи,
как начеркал бы какой-нибудь «подающий надежды»
                                      новоязец,
                                 раскачиваться…
                            а что бы сделали вы,
прочитав такие вот вирши, венчающие одну из главок?
  «созидайте свою мысль, слово — глина для работы.
к синтезу, в котором жизнь, красота, любовь, свобода».
                                           …
                                ага, подумал я,
                 глядя на тонкие ее щиколотки.

[-6]

                    когда я в очередной раз напился
                        (Машенька снова отказала,
мотивируя это тем, что де холостяцкое существование ей
                                   всех милей
несмотря даже на издержки синтетического хозяйства
        в виде чуждого флэта, ну и еще кой-чего:
                    о том не здесь и не сейчас),
                      во мне что-то надломилось,
     а Машенька, представьте себе, возьми да услышь:
с этого места поподробней, улыбнулась она, как раньше,
   но вторую кожу снимать не стала — так и застыла в обеих:
             серебристо-розовой да дымчато-голубой…
                и тут Остапа, что называется, понесло.

[-7]

    «даже если допустить, будто атланты и напортачили,
         из-за чего им прикрыли доступ к сверхзнанию,
то почему мы должны за них отдуваться? — я так и сказал:
                                     за них.
               какого дьявола обрезать ДНК,
     а потом требовать от метафизического кастрата
                метафизического «приплода»?..
как трехмерное существо, годное лишь к размножению,
        может «считывать» занебеснутые законы,
          лежащие за пределами его восприятия?..
    для чего верить-то Ему, Машенька, на СЛОВО?
                            почто молчишь?..
ок, ок: если представить, будто изначальное существо
          являло собой с о в е р ш е н с т в о,
               как могло оно «оступиться»?
   и зачем — почему ты отворачиваешься? — скажи,
                       зачем нужно было
снимать мыльную оперу под названием «грехопадение»?..

Еще от автора Наталья Федоровна Рубанова
Я в Лиссабоне. Не одна

"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.


Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]

В этом сборнике очень разные писатели рассказывают о своих столкновениях с суровым миром болезней, врачей и больниц. Оптимистично, грустно, иронично, тревожно, странно — по-разному. Но все без исключения — запредельно искренне. В этих повестях и рассказах много боли и много надежды, ощущение края, обостренное чувство остроты момента и отчаянное желание жить. Читая их, начинаешь по-новому ценить каждое мгновение, обретаешь сначала мрачноватый и очищающий катарсис, а потом необыкновенное облегчение, которые только и способны подарить нам медицина и проникновенная история чуткого, наблюдательного и бесстрашного рассказчика.


Люди сверху, люди снизу

Наталья Рубанова беспощадна: описывая «жизнь как она есть», с читателем не церемонится – ее «острые опыты» крайне неженственны, а саркастичная интонация порой обескураживает и циников. Модернистская многослойность не является самоцелью: кризис середины жизни, офисное и любовное рабство, Москва, не верящая слезам – добро пожаловать в ад! Стиль одного из самых неординарных прозаиков поколения тридцатилетних весьма самобытен, и если вы однажды «подсели» на эти тексты, то едва ли откажетесь от новой дозы фирменного их яда.


Коллекция нефункциональных мужчин: Предъявы

Молодой московский прозаик Наталья Рубанова обратила на себя внимание яркими журнальными публикациями. «Коллекция нефункциональных мужчин» — тщательно обоснованный беспощадный приговор не только нынешним горе-самцам, но и принимающей их «ухаживания» современной интеллектуалке.Если вы не боитесь, что вас возьмут за шиворот, подведут к зеркалу и покажут самого себя, то эта книга для вас. Проза, балансирующая между «измами», сюжеты, не отягощенные штампами. То, в чем мы боимся себе признаться.


Анфиса в Стране чудес

«Пелевин в юбке»: сюжет вольно отталкивается от кэрролловской «Алисы в Стране Чудес», переплетаясь с реалиями столичной жизни конца прошлого века и с осовремененной подачей «Тибетской книги мертвых»: главная героиня – Анфиса – путешествует по загробному миру, высмеивая смерть. Место действия – Москва, Одесса, Ленинград, запущенные пригороды.  В книге существует «первое реальное время» и «второе реальное время». Первое реальное время – гротескные события, происходящие с Анфисой и ее окружением ежедневно, второе реальное время – события, также происходящие с Анфисой ежедневно, но в другом измерении: девушка видит и слышит то, чего не слышат другие.   Сама Анфиса – студентка-пятикурсница, отбывающая своеобразный «срок» на одном из скучнейших факультетов некоего столичного института, который она называет «инститам».


Короткометражные чувства

Александр Иличевский отзывается о прозе Натальи Рубановой так: «Язык просто феерический, в том смысле, что взрывной, ясный, все время говорящий, рассказывающий, любящий, преследующий, точный, прозрачный, бешеный, ничего лишнего, — и вот удивительно: с одной стороны вроде бы сказовый, а с другой — ничего подобного, яростный и несущийся. То есть — Hats off!»Персонажей Натальи Рубановой объединяет одно: стремление найти любовь, но их чувства «короткометражные», хотя и не менее сильные: как не сойти с ума, когда твоя жена-художница влюбляется в собственную натурщицу или что делать, если встречаешь на ялтинской набережной самого Моцарта.