Челопарк - [5]

Шрифт
Интервал

 сердце, как пишут дамки,
      «рвётся на части»,
   ну а душа и того хуже —
       прячется в пятках:
  «тушка, роди обратно!»
                    …
     ЭТИ ВСЕ охочи до мертвечины —
вот и пичкают, пичкают аццким ядом:
       тошнит… он закрывает глаза,
но и с закрытыми видит: кишка-коридор,
        дверь с табличкой директор,
        ветхий ж у р н а л вахтёра
с карандашом на верёвочке-поводке…
                   он кричит,
       не в силах остановиться:
                 он не хочет —
               нет! да! не-ет!
       он — ясно? — не станет:
            а вы как хотели? —
         «да, нет, не станет!»
       носить треклятую форму
         и клясться в верности
         славненькому ученью!
             он лупит ножками,
  он задыхается, отчётливо понимая,
               что женщина,
       которую и в прошлой любил,
            уйдёт от него и в этой
ему кажется — так и есть? — он сходит с ума:
              горы бутылок,
     мелочь, клозет, клетушка,
         томик Тимоти Лири
            на подоконнике.
                      …
        выхода нет — табличка? НЕТ,
                он всё понимает —
         нужно снова учиться ходить,
            а потом сразу — vлюди,
                всегда наживую,
потому как «завтра никогда не наступит»,
   потому как — долги, кредит, я-ма,
            ну и в кошмарике:
                 «в поте лица
            оплачивать будете
         чудо-юдо-счета свои!»,
                  а посему —
             Борхес и Ницше,
            трактаты и лезвия,
                женщина в бе
          да дом-сынчик-дерево:
«здравствуй, ну здравствуй, дерево!»

ЧЕЛОПАРК

балаганчик для шуньяты с оркестром

[0]

                          в челопарке — лето:
                 не зная, как поделить то на это
(на ноль — хоть, сказывают, нельзя, — всяко легче),
                 иду оживать на Васильевский.
          острова глазом не охватить враз, чаек —
              («хорошо-то как, Машенька!» —
   у барышни интеллект аж в стрингах) — навалом,
          ну и филфак — в довесок — по левую:
              так вот и не сходил… не страшно.
                       лю-лю ленинбург
                 всю жизнь да еще пяток:
                пяти обычно и не хватает —
                       скоро, упс, поезд,
                   нечего жевать сопли:
          «если вы держите слона за ногу
          и он вырывается, отпустите его» —
          в сети не больно-то одиночества,
                          сколь ликбеза.

[-1]

                         «сначала циклопы…
волновая структура позволяет им легко менять форму:
       пятьдесят метров живой протоплазмы, а потому —
        деление и почкование! деление и почкование!
      потом призракообразные, чуть плотнее и ниже —
       почкование и спорообразование! почкование и
                        спорообразование!
            не ведающие страстей гермафродиты;
     следом — «усовершенствованные» лемурийцы —
            двуликие, четверорукие эм-энд-жэ
                   да трехметровые атланты,
  чье едва уловимое эхо таит учебник санскрита…» —
                 Машенька, наклоняя головку,
        зажимает губами топорик слов, и рубит:
   «Уотсон доказал, что только два обстоятельства
        определяют нашу сатисфакнутость прошлым,
 ну или “счастливость” — удачная личная и, как он это
                                   называет,
“завершенность трудового процесса”… хочешь перетереть и
                                      это?» —
     «одна девочка, — мотаю головой я, — как-то сказала:
         “важно иметь возможность стоять на цыпочках
                  и ничего никому не объяснять”»:
                           чижик-пыжик, плесни…

[-2]

                    ок, даже если она не Машенька —
          далее опускаем, — какая, в сущности, разница?
                          как теперь понимаешь,
отношения можно построить с любым приемлемым вариантом:
              это, конечно, лишает их нежного флера,
       и все же (отставить «увы» и «ах») ничего не попишешь.
                             раз ленинбург тает,
        раз, слив в лавку-лю пол-юшки-то за бесценок,
                              ты ничего не понял,
                     есть смысл кое-что озвучить.
                                          …
               «ты ни тело, ни мысль, ни чувство» —
                         рефренит Машенька,
     я же, загибая машинально пальцы, отмалчиваюсь:
            ни лингвистика, ни семиотика с логикой,
                 ни культурология с философией
              не дают ответа на Тот Самый вопрос
                         (вы, панночка, тоже,
                          тоже его задавали —
       довольно отмахиваться репринтным изданием:
                        поднимите-ка лучше веки).

[-3]

          все эти предметы философского анализа и
проблемы онтологического статуса языковых значений,
        пресловутые бартовские па на тему, сорри,
             рождения читателя и смерти автора
        безостановочно напоминали о том, что люди,
         а также все, кого обычно за них принимают,
                    суть обреченные существа;
                     потому-то и искал я сутру,
      толкование которой разъяснило бы мне, наконец,

Еще от автора Наталья Федоровна Рубанова
Я в Лиссабоне. Не одна

"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.


Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]

В этом сборнике очень разные писатели рассказывают о своих столкновениях с суровым миром болезней, врачей и больниц. Оптимистично, грустно, иронично, тревожно, странно — по-разному. Но все без исключения — запредельно искренне. В этих повестях и рассказах много боли и много надежды, ощущение края, обостренное чувство остроты момента и отчаянное желание жить. Читая их, начинаешь по-новому ценить каждое мгновение, обретаешь сначала мрачноватый и очищающий катарсис, а потом необыкновенное облегчение, которые только и способны подарить нам медицина и проникновенная история чуткого, наблюдательного и бесстрашного рассказчика.


Люди сверху, люди снизу

Наталья Рубанова беспощадна: описывая «жизнь как она есть», с читателем не церемонится – ее «острые опыты» крайне неженственны, а саркастичная интонация порой обескураживает и циников. Модернистская многослойность не является самоцелью: кризис середины жизни, офисное и любовное рабство, Москва, не верящая слезам – добро пожаловать в ад! Стиль одного из самых неординарных прозаиков поколения тридцатилетних весьма самобытен, и если вы однажды «подсели» на эти тексты, то едва ли откажетесь от новой дозы фирменного их яда.


Коллекция нефункциональных мужчин: Предъявы

Молодой московский прозаик Наталья Рубанова обратила на себя внимание яркими журнальными публикациями. «Коллекция нефункциональных мужчин» — тщательно обоснованный беспощадный приговор не только нынешним горе-самцам, но и принимающей их «ухаживания» современной интеллектуалке.Если вы не боитесь, что вас возьмут за шиворот, подведут к зеркалу и покажут самого себя, то эта книга для вас. Проза, балансирующая между «измами», сюжеты, не отягощенные штампами. То, в чем мы боимся себе признаться.


Короткометражные чувства

Александр Иличевский отзывается о прозе Натальи Рубановой так: «Язык просто феерический, в том смысле, что взрывной, ясный, все время говорящий, рассказывающий, любящий, преследующий, точный, прозрачный, бешеный, ничего лишнего, — и вот удивительно: с одной стороны вроде бы сказовый, а с другой — ничего подобного, яростный и несущийся. То есть — Hats off!»Персонажей Натальи Рубановой объединяет одно: стремление найти любовь, но их чувства «короткометражные», хотя и не менее сильные: как не сойти с ума, когда твоя жена-художница влюбляется в собственную натурщицу или что делать, если встречаешь на ялтинской набережной самого Моцарта.


Анфиса в Стране чудес

«Пелевин в юбке»: сюжет вольно отталкивается от кэрролловской «Алисы в Стране Чудес», переплетаясь с реалиями столичной жизни конца прошлого века и с осовремененной подачей «Тибетской книги мертвых»: главная героиня – Анфиса – путешествует по загробному миру, высмеивая смерть. Место действия – Москва, Одесса, Ленинград, запущенные пригороды.  В книге существует «первое реальное время» и «второе реальное время». Первое реальное время – гротескные события, происходящие с Анфисой и ее окружением ежедневно, второе реальное время – события, также происходящие с Анфисой ежедневно, но в другом измерении: девушка видит и слышит то, чего не слышат другие.   Сама Анфиса – студентка-пятикурсница, отбывающая своеобразный «срок» на одном из скучнейших факультетов некоего столичного института, который она называет «инститам».