Челопарк - [5]

Шрифт
Интервал

 сердце, как пишут дамки,
      «рвётся на части»,
   ну а душа и того хуже —
       прячется в пятках:
  «тушка, роди обратно!»
                    …
     ЭТИ ВСЕ охочи до мертвечины —
вот и пичкают, пичкают аццким ядом:
       тошнит… он закрывает глаза,
но и с закрытыми видит: кишка-коридор,
        дверь с табличкой директор,
        ветхий ж у р н а л вахтёра
с карандашом на верёвочке-поводке…
                   он кричит,
       не в силах остановиться:
                 он не хочет —
               нет! да! не-ет!
       он — ясно? — не станет:
            а вы как хотели? —
         «да, нет, не станет!»
       носить треклятую форму
         и клясться в верности
         славненькому ученью!
             он лупит ножками,
  он задыхается, отчётливо понимая,
               что женщина,
       которую и в прошлой любил,
            уйдёт от него и в этой
ему кажется — так и есть? — он сходит с ума:
              горы бутылок,
     мелочь, клозет, клетушка,
         томик Тимоти Лири
            на подоконнике.
                      …
        выхода нет — табличка? НЕТ,
                он всё понимает —
         нужно снова учиться ходить,
            а потом сразу — vлюди,
                всегда наживую,
потому как «завтра никогда не наступит»,
   потому как — долги, кредит, я-ма,
            ну и в кошмарике:
                 «в поте лица
            оплачивать будете
         чудо-юдо-счета свои!»,
                  а посему —
             Борхес и Ницше,
            трактаты и лезвия,
                женщина в бе
          да дом-сынчик-дерево:
«здравствуй, ну здравствуй, дерево!»

ЧЕЛОПАРК

балаганчик для шуньяты с оркестром

[0]

                          в челопарке — лето:
                 не зная, как поделить то на это
(на ноль — хоть, сказывают, нельзя, — всяко легче),
                 иду оживать на Васильевский.
          острова глазом не охватить враз, чаек —
              («хорошо-то как, Машенька!» —
   у барышни интеллект аж в стрингах) — навалом,
          ну и филфак — в довесок — по левую:
              так вот и не сходил… не страшно.
                       лю-лю ленинбург
                 всю жизнь да еще пяток:
                пяти обычно и не хватает —
                       скоро, упс, поезд,
                   нечего жевать сопли:
          «если вы держите слона за ногу
          и он вырывается, отпустите его» —
          в сети не больно-то одиночества,
                          сколь ликбеза.

[-1]

                         «сначала циклопы…
волновая структура позволяет им легко менять форму:
       пятьдесят метров живой протоплазмы, а потому —
        деление и почкование! деление и почкование!
      потом призракообразные, чуть плотнее и ниже —
       почкование и спорообразование! почкование и
                        спорообразование!
            не ведающие страстей гермафродиты;
     следом — «усовершенствованные» лемурийцы —
            двуликие, четверорукие эм-энд-жэ
                   да трехметровые атланты,
  чье едва уловимое эхо таит учебник санскрита…» —
                 Машенька, наклоняя головку,
        зажимает губами топорик слов, и рубит:
   «Уотсон доказал, что только два обстоятельства
        определяют нашу сатисфакнутость прошлым,
 ну или “счастливость” — удачная личная и, как он это
                                   называет,
“завершенность трудового процесса”… хочешь перетереть и
                                      это?» —
     «одна девочка, — мотаю головой я, — как-то сказала:
         “важно иметь возможность стоять на цыпочках
                  и ничего никому не объяснять”»:
                           чижик-пыжик, плесни…

[-2]

                    ок, даже если она не Машенька —
          далее опускаем, — какая, в сущности, разница?
                          как теперь понимаешь,
отношения можно построить с любым приемлемым вариантом:
              это, конечно, лишает их нежного флера,
       и все же (отставить «увы» и «ах») ничего не попишешь.
                             раз ленинбург тает,
        раз, слив в лавку-лю пол-юшки-то за бесценок,
                              ты ничего не понял,
                     есть смысл кое-что озвучить.
                                          …
               «ты ни тело, ни мысль, ни чувство» —
                         рефренит Машенька,
     я же, загибая машинально пальцы, отмалчиваюсь:
            ни лингвистика, ни семиотика с логикой,
                 ни культурология с философией
              не дают ответа на Тот Самый вопрос
                         (вы, панночка, тоже,
                          тоже его задавали —
       довольно отмахиваться репринтным изданием:
                        поднимите-ка лучше веки).

[-3]

          все эти предметы философского анализа и
проблемы онтологического статуса языковых значений,
        пресловутые бартовские па на тему, сорри,
             рождения читателя и смерти автора
        безостановочно напоминали о том, что люди,
         а также все, кого обычно за них принимают,
                    суть обреченные существа;
                     потому-то и искал я сутру,
      толкование которой разъяснило бы мне, наконец,

Еще от автора Наталья Федоровна Рубанова
Я в Лиссабоне. Не одна

"Секс является одной из девяти причин для реинкарнации. Остальные восемь не важны," — иронизировал Джордж Бернс: проверить, была ли в его шутке доля правды, мы едва ли сумеем. Однако проникнуть в святая святых — "искусство спальни" — можем. В этой книге собраны очень разные — как почти целомудренные, так и весьма откровенные тексты современных писателей, чье творчество объединяет предельная искренность, отсутствие комплексов и литературная дерзость: она-то и дает пищу для ума и тела, она-то и превращает "обычное", казалось бы, соитие в акт любви или ее антоним.


Люди сверху, люди снизу

Наталья Рубанова беспощадна: описывая «жизнь как она есть», с читателем не церемонится – ее «острые опыты» крайне неженственны, а саркастичная интонация порой обескураживает и циников. Модернистская многослойность не является самоцелью: кризис середины жизни, офисное и любовное рабство, Москва, не верящая слезам – добро пожаловать в ад! Стиль одного из самых неординарных прозаиков поколения тридцатилетних весьма самобытен, и если вы однажды «подсели» на эти тексты, то едва ли откажетесь от новой дозы фирменного их яда.


Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]

В этом сборнике очень разные писатели рассказывают о своих столкновениях с суровым миром болезней, врачей и больниц. Оптимистично, грустно, иронично, тревожно, странно — по-разному. Но все без исключения — запредельно искренне. В этих повестях и рассказах много боли и много надежды, ощущение края, обостренное чувство остроты момента и отчаянное желание жить. Читая их, начинаешь по-новому ценить каждое мгновение, обретаешь сначала мрачноватый и очищающий катарсис, а потом необыкновенное облегчение, которые только и способны подарить нам медицина и проникновенная история чуткого, наблюдательного и бесстрашного рассказчика.


Сперматозоиды

Главная героиня романа — Сана — вовсе не «железная леди»; духовная сила, которую она обретает ценой неимоверных усилий и, как ни парадоксально, благодаря затяжным внутренним кризисам, приводит ее в конце концов к изменению «жизненного сценария» — сценария, из которого, как ей казалось, нет выхода. Несмотря ни на крах любовных отношений, ни на полное отсутствие социальной защищенности, ни на утрату иллюзий, касающихся так называемого духовного развития, она не только не «прогибается под этот мир», но поднимается над собой и трансформирует страдание в гармонию.


ЛЮ:БИ

Своеобразные «похождения души», скрывающейся под женскими, мужскими и надгендерными масками, – суть один человек, проживающий свою жизнь, играя, либо разучивая, те или иные роли. Как не переиграть? Как отличить «обыкновенное чудо» любви от суррогата – и наоборот? Персонажи Натальи Рубановой, переселяющиеся из новеллы в новеллу, постоянно ставят на себе чрезвычайно острые – in vivo – опыты и, как следствие, видоизменяются: подчас до неузнаваемости. Их так называемая поза – очередные «распялки» человеческого вивария.


Адские штучки

«Да, вы – писатель, писа-атель, да… но печатать мы это сейчас не будем. Вам не хватает объёма света… хотя вы и можете его дать. И ощущение, что все эти рассказы сочинили разные люди, настолько они не похожи… не похожи друг на друга… один на другой… другой на третий… они как бы не совпадают между собой… все из разных мест… надо их перекомпоновать… тепла побольше, ну нельзя же так… и света… объём света добавить!» – «Но это я, я их писала, не “разные люди”! А свет… вы предлагаете плеснуть в текст гуманизма?» – «Да вы и так гуманист.