Челка Ахматовой - [2]

— Да, Рита, да… Я всегда знала, что ты интересный человек, но чтобы до такой степени…

И все с благоговением и завистью смотрели на Риту. И никогда не смотрели на меня. Впрочем, я уже давно привыкла к тому, что волшебная сила искусства то и дело проделывает со мной подобные штуки.

Что бы я ни написала и кому бы я ни прочитала написанное, все это всегда и всюду, при любых обстоятельствах, неизменно и постоянно вызывало оглушительный интерес исключительно к героине моего нетленного произведения. Всем сразу же хотелось с ней познакомиться, всем сразу же хотелось приобщиться к этой удивительной, удивительной — ах какой удивительной! — личности, о которой ты, Наташа, так замечательно написала свое замечательное произведение, и где ты только откопала эту удивительную личность, и как же нам не повезло, что мы до сих пор совершенно с ней не знакомы. И все бежали смотреть на героев моих произведений, ахая и охая, торопясь и толкаясь.

Когда-то я долго смотрела им вслед. Когда-то я долго не могла понять, да как же это получается, граждане, ведь это же я, своими собственными руками и мозгами, как раз и создала этот замечательный образ, от которого вы все пришли в такой экстаз и восторг, это же я интересная личность, это же ко мне вам нужно бежать, это же на меня нужно смотреть с восторгом и обожанием.

Когда-то я была очень наивна. Когда-то.

* * *

— Где ты будешь отмечать Новый год? — спросила Рита.

— Не знаю, — сказала я. — Дома, наверно. А ты?

— Тоже не знаю, — сказала Рита. — Может, поеду к друзьям в Ленинград, они приглашали… А может, к Светке. Мы ведь всегда вместе отмечали… До тебя.

Светка была Ритиной подругой. Когда-то они были любовницами.

Светка была некрасивой. Совсем некрасивой. И у нее никогда не было челки Ахматовой. Поэтому она брала любовью к людям. За это ее называли «хорошей девкой». Или «хорошей женщиной» — в зависимости от возраста собеседника.

Каждый раз, приезжая, она приветствовала Риту чем-нибудь восторженно-искренним типа «Ритуня, как ты замечательно выглядишь!» и целовала в губы. Причем поцелуй обязательно переходил в засос, причем в долгий и страстный, желательно у меня на глазах. Вовсе не для того, чтобы вызвать во мне ревность. А чтобы вызвать во мне не что иное, как желание — чтобы, увидев весь этот темперамент и страсть, на которую она явно была способна, в моей груди что-нибудь екнуло наконец, и я бы возжаждала. Но я не могла. Во-первых, она была некрасива. Во-вторых, мне нравилась Рита. В-третьих, у нее не было ахматовской челки. И в-четвертых, мы все это уже пробовали, и у нас ничего не вышло. Во всяком случае, по моему скромному мнению.

* * *

Все произошло случайно. Хотя, может, и нет. Потому что, еще когда я только-только начала приезжать к Рите в гости и мы все еще были на «вы», однажды, засидевшись допоздна, я осталась ночевать.

У Риты все оставались ночевать. Ей нравились гости. Поэтому вопрос спальных мест был решен Ритой кардинально и навсегда — вся квартира представляла собой одно большое спальное место, представленное множеством отдельно взятых кушеток, диванов, раскладушек и кресло-кроватей.

Мне постелили на кухне. Я бы, конечно, с удовольствием легла не здесь, а где-нибудь в другом месте, скажем, в комнате, поближе к Рите, если уж нельзя было с ней, чтобы слушать, как она засыпает и вдыхать ночной запах ее кожи. Думаю, Рите это было бы приятно. Думаю, она бы догадывалась, что я лежу, вдыхая запах ее кожи и слушая, как она засыпает, — догадывалась же она о моих чувствах. Но мне постелили на кухне, а рядом с Ритой на правах бывшей любовницы и старинной подруги легла Света. И они долго громко шептались о чем-то и хихикали. А потом в кухню вошла Света.

— Мне показалось, вы меня звали, — сказала она. Она была в одной майке.

— Нет, — сказала я.

Она помолчала.

— Вам точно ничего не надо? — спросила Света.

— Ничего, — сказала я.

Она еще немного постояла.

— Если вам что-то будет нужно, вы скажите.

— Хорошо, — сказала я.

— Спокойной ночи, — сказала Света.

Ровно через неделю я впервые поцеловала Риту. Впервые и только один раз. С трепетом и благоговением и еле сдерживаемым желанием как можно скорей заняться с ней сексом. Горя лицом, я отодвинулась от нее. Глаза Риты смотрели на меня со странным, медленным, уже сытым, но еще только осознающим свою сытость удивлением, как будто она уже знала, но еще не могла привыкнуть, что этому можно верить, что такое случается и вот случилось и с ней, и что раз уж это случилось, то уже никуда не денется, и значит, можно не торопиться и делать с этим все, что захочешь.

Она засмеялась и спокойно, уверенно поцеловала меня в ответ, оставив ощущение пустоты.

А потом Света пригласила нас в гости.

Света была творческим человеком. А потому дружила с творческими людьми. Света писала стихи, кстати, довольно неплохие. И все ее подруги тоже писали стихи. Или прозу. А еще Света была оригиналкой и говорила на старомосковском диалекте. Впрочем, сама она считала себя вовсе не оригиналкой, а просто интеллигентным, образованным человеком с правильной речью.

В гостях у Светы, на кухне, сидела подруга с красивым именем Рената, она не была лесбиянкой, их объединяла любовь к творчеству. Хотя, возможно, ей просто нравились комплименты, щедро отпускаемые Светой всем, кто только попадался ей на пути. Возможно, девушке с именем Рената остро не хватало внимания или убедительного, не оставляющего сомнений признания ее несомненных достоинств.