Чеченское танго - [22]
Спецназовцы медленно поднялись из грязи и ушли нетвердой походкой. Колосков подождал, пока они скроются, и вернулся в дом.
Солдаты ждали его в баррикаде. Все ждали, что командир будет на них кричать и бить. Но Колосков спокойно сказал:
— Ничего мужики бывает, приведите его в чувство.
Солдаты разошлись, остались Леха и Кузя.
— Вот суки весь ебальник разворотили!
— Ничего лишь бы кости целы были.
Из подъезда вынесли чайник с водой:
— Пацаны возьмите, может, очухается.
Кузя взял чайник, оторвал у себя подворотничок и, смочив его водой, осторожно стал смывать кровь с моего лица.
Я открыл глаза, меня подняли и подвели к костру, разведенный во дворе.
Сел на табурет и уставился на огонь. Все тело болело, лицо опухло, в сломанном носу булькало, грудь как будто стянули железными обручами. Где то вдалеке протрещала очередь.
Глава 12
Умирали пацаны страшно,
Умирали пацаны просто,
И не каждый был снаружи прекрасен,
И не все были высокого роста…
Ю. Шевчук.
— Подъем! — я вскочил, машинально схватив автомат, и принялся натягивать сапоги.
В комнате стоял грохот Леха стоял у окна и стрелял из автомата. Мы вместе с Куловым выскочили в соседнюю комнату и подбежали к окну. На улице не было не видно ничего: темно-синее небо и чернота, и в этой темноте вспыхивали огоньки, из которых в дом летели трассеры. Наши в ответ по огонькам вели беспорядочный огонь.
Я откинул приклад автомата и открыл стрельбу с плеча, стараясь целиться по вспышкам. Голова ничего не соображала, как машина: руки стреляли, отстегивали магазин, пристегивали другой и снова стреляли. Кулов, у второго окна, делал то же самое. Как только мы начали огонь, как по нашему — четвертому этажу откуда-то ударил пулемет. Зазвенели осколки стекол, пули зацокали по стене комнаты. Я тут же пригнулся, Кулов тоже присел и стал набивать патронами освободившиеся рожки. Сердце бешено, заколотилось в груди, как только послышались щелчки пуль о штукатурку.
Тем временем со двора в дом полыхнул огнемет по второму этажу, там работал крупнокалиберный пулемет. Я услышал крик, от которого подскочил и опять принялся стрелять. К запаху пороха добавился запах пластика от огня, занявшегося на втором этаже.
Кулов заметив, что я опять стреляю, последовал моему примеру. Как только мы возобновили пальбу, как по нашему окну снова открыли огонь. Мы снова присели.
Со двора работали профессионально. Несколько пулеметов подавляли стрелков, вроде нас, а гранатометчик под таким прикрытием отстреливал гранаты по бойницам дома. Из огнемета он уже поразил пулеметчика, окно на втором этаже уже полыхало вовсю. При этом и чеченский пулеметчик, и гранатометчик все время меняли свои позиции.
Я, жалел о том, что у меня нет зарядов к гранатомету, и все время то пригибался, то опять привставал, чтобы выпустить очередь из автомата. Вдруг в комнате раздался взрыв — по всей комнате разлетелись осколки, поднялась пыль. Я упал под окно, закрыл голову руками. Стало трудно дышать от пыли, в голове шумело, ничего не соображая, пополз к Кулову. Ползти в бронике было трудно, но, наконец, нащупал плечо своего напарника и стал его трясти.
— Серега. Никакого ответа.
Страшное подозрение как молния ударила в мозг, я вскочил на колени и закричал: Се-е-е-рега! — стал его опять тормошить. Замер, стянул с друга каску и ощупал голову. Что-то теплое и липкое залило лицо Кулова. Я поднес дрожащие руки к лицу: запах крови, тупо уставился на свои ладони ничего не соображая — в темноте не было видно, в чем они испачканы.
Тем временем стрельба утихла. Наступила небольшая передышка.
— Всем вниз! — раздалось снизу. Я попытался встать, но ноги почему то не слушались. Пощупал, ниже колена — обе ноги посечены осколками, еще кровь, подумал я и точно кирзачи наполнились кровью! Моей! Собственной! Вот и потанцевал промелькнула мысль.
Начали стрелять, по стенке застучали пули, в голове опять зашумело. Перед глазами поплыли пары танцоров, они красиво кружились — девушки и парни изящно двигались, извивались и изгибались плавно в такт музыке танго. А на них сверху почему то сыпалась штукатурка.
После боя Кузя поднялся на четвертый этаж — капитан Колосков приказал проверить. В свете падающих осветительных ракет он увидел Марата и Сергея. Кулов лежал на полу без каски. Рядом сидел Марат, вытянув ноги, в руках автомат. Глаза его закатились, в пол голоса он считал: "Раз, два, три — раз, два, три — раз, два, три" ноги подергивались в такт счета.
Раз, два, три — раз, два, три — раз, два, три — Доносилось из открытого окна, на плацу, прямо под окнами кремля рота солдат почетного караула чеканила шаг под команды сержанта. Он любил смотреть на это каждое утро, вот четкий отлаженный механизм, почему в этой стране нельзя всем вот так выполнять свою работу?
Зазвонил телефон он поднял трубку, и бросил в не раздраженно: — да!
— Товарищ верховный главнокомандующий докладываю обстановку на семь ноль ноль, мы овладели большей частью города, остался только чернореченский район.
— Почему?
— Бойцов не хватает, товарищ верховный главнокомандующий.
— Мозгов тебе не хватает! Даю тебе три дня, выполняй.
— Есть!
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.