Чеченское танго - [21]

Шрифт
Интервал

— Какой жизни?

— А такой, придешь на гражданку, ты думаешь, там тебя ждут с распростертыми объятиями. Хер, на рыло, всем на тебя плевать. Устроишься на работу на какой-нибудь завод. Будешь работать, после работы пить водку, стучать себе в грудь, дескать, я воевал. В ответ скажут: "налейте ему ребята еще". Поживешь так лет пяток и на стенку полезешь. Или женишься с бабой будешь воевать, а потом повесишься от тоски и хуевой жизни!

— …х-м.

Ш-ш-ш-ш — зашипела освтительная ракета. Тени быстро выросли и изчезли пробежав по земле до стен и пометавшись на них вдоволь. Мы просидели до конца смены, глядя на эти безумные танцы света и тьмы.

— Ладно, пойду смену будить, — Кулов зашел в подъезд. Я дождался, пока спустится замена, отдал ребятам флакон с одеколоном и отправился наверх.

На следующий день Кулов отправился в дом, где жила женщина, которую мы видели у избушки. Вернулся оттуда довольный, женщина оказалась русской и когда-то, еще в той жизни, была медсестрой. Она обработала язвы Кулова и сказала ему, что к ней можно ходить лечиться. Узнав об этом, к ней явилась половина всех бойцов.

Медсестра заплакала, когда увидела нас, но оказала помощь как могла.

Я смотрел как морщинистые умелые руки медсестры обрабатывают язвы Кузи. Женщина при этом причитала в пол голоса скорее разговаривая с собой:

"Господи еще дети совсем! Что же у них мужиков что-ли нет?"

Она рассказала, что в их квартале остались одни старики и старухи, что все чеченцы ушли воевать, что жизнь здесь тяжела и ничего не стоит. Иногда ночами приходят боевики, и тут уж держись, — попробуй не угодить, разговор короткий — Аллах-акбар и в расход. А сколько народу полегло при обстрелах, от шальных пуль, от мин, от болезней и просто от голода.

Почему все так по идиотски происходит, наверно все-таки воюем, чтобы защитить этих людей, а на деле получается они самые беззащитные здесь — думал я, дожидаясь своей очереди. Под моими ногами стояло ведро солярки две буханки хлеба и банка тушенки — все это мы оставили нашей матери Терезе.

После процедур мы вышли на улицу и пошли к себе на блок-пост. На душе было мерзко и противно: мы пришли получили помощь, а сами в ответ ничего сделать не можем, а может завтра ее убьют.

В тот же день на пост стали приходить люди — остатки мирного населения. За время своего дежурства на посту солдаты роздали весь свой хлеб и почти все консервы. Нам за это сообщили, где можно достать чистой воды, но чаще просто благодарили.

Я решил, что здесь боев уже давно не было, раз мирные жители стали появляться. Вообще мной овладела какая-то тоска, хотя узнал хорошую новость: Капитан Колосков сообщал, что президентский дворец наконец-то взяли, после того, как туда была сброшена особенная бомба. Теперь боевиков предстояло выбить боевиков из чернореченского района.

В мрачном настроении я сидел на посту и смотрел дорогу, по которой проезжали тягачи, тянувшие за собой обгоревшие ржавые остовы боевых машин. Их вывозили из центра, а в обратном направлении проезжали еще непомятые, необстрелянные БТРы и БМП, на броне сидели солдаты в чистых бушлатах и бронежилетах, они сжимали в руках новые автоматы и пулеметы.

Я невольно сравнил себя с ними: мой броник был весь в пятнах и порван в некоторых местах, ватные штаны из песчаных превратились в коричневые и стояли колом, кирзовые сапоги без должного ухода и постоянного пребывания в сырости разбухли и стоптались. Бушлат был в лучшем состоянии из-за того, что он был одет под Броник. О том, в каком виде лицо только догадывался — последний раз смотрелся в зеркало в казарме в Моздоке.

Поскольку днем службу можно было нести по одному я, стоял один, дожидаясь смены.

Через улицу мимо БМП шли два солдата. Два огромных бойца в камуфляже.

Подождал, пока они подойдут ближе, и остановил их окриком: — Стой пароль!

Спецназовцы повернули ко мне и остановились. Я вышел из-за баррикады, держа наготове калашник.

— Чего тебе, военный? — с усмешкой спросил один из солдат.

— Пароль.

— Какой пароль, малыш, пошел на х…й — с издевкой произнес второй. Оба повернулись и пошли дальше. Кровь ударила мне в голову и захлестнула бешеная ярость.

— Стоять, уроды, — заорал я, что есть мочи, передергивая затвор.

Реакция была мгновенной: один развернулся и ловким ударом ноги выбил автомат из моих рук. Я выхватил штык-нож, но второй прикладом ударил мне в лицо. Я упал, и потерял сознание, что было дальше мне рассказал потом Кузя.

Спецназовец хотел было еще раз приложиться прикладом, но из подъезда на шум выскочили наши. Спецназовцы сообразили, что пора уносить ноги, побежали. Но шестеро мотострелков быстро догнали их и сбили с ног. Вв-шники, хорошо владевшие приемами рукопашного боя, сумели подняться и стали отбиваться. Но силы были не равны — обоих уложили опять и стали пинать. И, наверное, забили бы до смерти, если бы не подоспел капитан Колосков. Он подбежал к озверевшим мотострелкам и дал очередь из автомата в воздух. Солдаты остановились.

— Хватит пинать ублюдков, — приказал капитан, — всем вернуться на посты!

Бойцы нехотя повиновались.

— А вы бегом отсюда на хуй — обратился капитан к избитым.


Рекомендуем почитать
Подвиг в майскую ночь

Писатель Рувим Исаевич Фраерман родился в 1891 году в городе Могилеве, на берегу Днепра. Там он провел детство и окончил реальное училище. Еще в школе полюбил литературу, писал стихи, печатал их. В годы гражданской войны в рядах красных партизан Фраерман сражается с японскими интервентами на Дальнем Востоке. Годы жизни на Дальнем Востоке дали писателю богатый материал для его произведений. В 1924 году в Москве была напечатана первая повесть Фраермана — «Васька-гиляк». В ней рассказывается о грозных днях гражданской войны на берегах Амура, о становлении Советской власти на Дальнем Востоке.


Воспоминания моего дедушки. 1941-1945

История детства моего дедушки Алексея Исаева, записанная и отредактированная мной за несколько лет до его ухода с доброй памятью о нем. "Когда мне было десять лет, началась война. Немцы жили в доме моей семье. Мой родной белорусский город был под фашистской оккупацией. В конце войны, по дороге в концлагерь, нас спасли партизаны…". Война глазами ребенка от первого лица.


Солдаты Родины: Юристы - участники войны [сборник очерков]

Книга составлена из очерков о людях, юность которых пришлась на годы Великой Отечественной войны. Может быть не каждый из них совершил подвиг, однако их участие в войне — слагаемое героизма всего советского народа. После победы судьбы героев очерков сложились по-разному. Одни продолжают носить военную форму, другие сняли ее. Но и сегодня каждый из них в своей отрасли юриспруденции стоит на страже советского закона и правопорядка. В книге рассказывается и о сложных судебных делах, и о раскрытии преступлений, и о работе юрисконсульта, и о деятельности юристов по пропаганде законов. Для широкого круга читателей.


Горячие сердца

В настоящий сборник вошли избранные рассказы и повести русского советского писателя и сценариста Николая Николаевича Шпанова (1896—1961). Сочинения писателя позиционировались как «советская военная фантастика» и были призваны популяризировать советскую военно-авиационную доктрину.


Мой командир

В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.


На трассе — непогода

В книгу известного советского писателя И. Герасимова «На трассе — непогода» вошли две повести: «На трассе — непогода» и «Побег». В повести, давшей название сборнику, рассказывается о том, как нелетная погода собрала под одной крышей людей разных по возрасту, профессии и общественному положению, и в этих обстоятельствах раскрываются их судьбы и характеры. Повесть «Побег» посвящена годам Великой Отечественной войны.