Чеченское танго - [21]

Шрифт
Интервал

— Какой жизни?

— А такой, придешь на гражданку, ты думаешь, там тебя ждут с распростертыми объятиями. Хер, на рыло, всем на тебя плевать. Устроишься на работу на какой-нибудь завод. Будешь работать, после работы пить водку, стучать себе в грудь, дескать, я воевал. В ответ скажут: "налейте ему ребята еще". Поживешь так лет пяток и на стенку полезешь. Или женишься с бабой будешь воевать, а потом повесишься от тоски и хуевой жизни!

— …х-м.

Ш-ш-ш-ш — зашипела освтительная ракета. Тени быстро выросли и изчезли пробежав по земле до стен и пометавшись на них вдоволь. Мы просидели до конца смены, глядя на эти безумные танцы света и тьмы.

— Ладно, пойду смену будить, — Кулов зашел в подъезд. Я дождался, пока спустится замена, отдал ребятам флакон с одеколоном и отправился наверх.

На следующий день Кулов отправился в дом, где жила женщина, которую мы видели у избушки. Вернулся оттуда довольный, женщина оказалась русской и когда-то, еще в той жизни, была медсестрой. Она обработала язвы Кулова и сказала ему, что к ней можно ходить лечиться. Узнав об этом, к ней явилась половина всех бойцов.

Медсестра заплакала, когда увидела нас, но оказала помощь как могла.

Я смотрел как морщинистые умелые руки медсестры обрабатывают язвы Кузи. Женщина при этом причитала в пол голоса скорее разговаривая с собой:

"Господи еще дети совсем! Что же у них мужиков что-ли нет?"

Она рассказала, что в их квартале остались одни старики и старухи, что все чеченцы ушли воевать, что жизнь здесь тяжела и ничего не стоит. Иногда ночами приходят боевики, и тут уж держись, — попробуй не угодить, разговор короткий — Аллах-акбар и в расход. А сколько народу полегло при обстрелах, от шальных пуль, от мин, от болезней и просто от голода.

Почему все так по идиотски происходит, наверно все-таки воюем, чтобы защитить этих людей, а на деле получается они самые беззащитные здесь — думал я, дожидаясь своей очереди. Под моими ногами стояло ведро солярки две буханки хлеба и банка тушенки — все это мы оставили нашей матери Терезе.

После процедур мы вышли на улицу и пошли к себе на блок-пост. На душе было мерзко и противно: мы пришли получили помощь, а сами в ответ ничего сделать не можем, а может завтра ее убьют.

В тот же день на пост стали приходить люди — остатки мирного населения. За время своего дежурства на посту солдаты роздали весь свой хлеб и почти все консервы. Нам за это сообщили, где можно достать чистой воды, но чаще просто благодарили.

Я решил, что здесь боев уже давно не было, раз мирные жители стали появляться. Вообще мной овладела какая-то тоска, хотя узнал хорошую новость: Капитан Колосков сообщал, что президентский дворец наконец-то взяли, после того, как туда была сброшена особенная бомба. Теперь боевиков предстояло выбить боевиков из чернореченского района.

В мрачном настроении я сидел на посту и смотрел дорогу, по которой проезжали тягачи, тянувшие за собой обгоревшие ржавые остовы боевых машин. Их вывозили из центра, а в обратном направлении проезжали еще непомятые, необстрелянные БТРы и БМП, на броне сидели солдаты в чистых бушлатах и бронежилетах, они сжимали в руках новые автоматы и пулеметы.

Я невольно сравнил себя с ними: мой броник был весь в пятнах и порван в некоторых местах, ватные штаны из песчаных превратились в коричневые и стояли колом, кирзовые сапоги без должного ухода и постоянного пребывания в сырости разбухли и стоптались. Бушлат был в лучшем состоянии из-за того, что он был одет под Броник. О том, в каком виде лицо только догадывался — последний раз смотрелся в зеркало в казарме в Моздоке.

Поскольку днем службу можно было нести по одному я, стоял один, дожидаясь смены.

Через улицу мимо БМП шли два солдата. Два огромных бойца в камуфляже.

Подождал, пока они подойдут ближе, и остановил их окриком: — Стой пароль!

Спецназовцы повернули ко мне и остановились. Я вышел из-за баррикады, держа наготове калашник.

— Чего тебе, военный? — с усмешкой спросил один из солдат.

— Пароль.

— Какой пароль, малыш, пошел на х…й — с издевкой произнес второй. Оба повернулись и пошли дальше. Кровь ударила мне в голову и захлестнула бешеная ярость.

— Стоять, уроды, — заорал я, что есть мочи, передергивая затвор.

Реакция была мгновенной: один развернулся и ловким ударом ноги выбил автомат из моих рук. Я выхватил штык-нож, но второй прикладом ударил мне в лицо. Я упал, и потерял сознание, что было дальше мне рассказал потом Кузя.

Спецназовец хотел было еще раз приложиться прикладом, но из подъезда на шум выскочили наши. Спецназовцы сообразили, что пора уносить ноги, побежали. Но шестеро мотострелков быстро догнали их и сбили с ног. Вв-шники, хорошо владевшие приемами рукопашного боя, сумели подняться и стали отбиваться. Но силы были не равны — обоих уложили опять и стали пинать. И, наверное, забили бы до смерти, если бы не подоспел капитан Колосков. Он подбежал к озверевшим мотострелкам и дал очередь из автомата в воздух. Солдаты остановились.

— Хватит пинать ублюдков, — приказал капитан, — всем вернуться на посты!

Бойцы нехотя повиновались.

— А вы бегом отсюда на хуй — обратился капитан к избитым.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.