"Поручить Правительству РФ в соответствии с пунктом «д» и «е» статьи 114 Конституции РФ использовать все имеющиеся у государства средства…."
Из указа Президента РФ Б. Ельцина от 20 декабря 1994 г.
Третий день дороги, сплошные марши: перегоны, перегрузки, перекуры, перекусы, недосыпы и снова дорога. Сегодня очередной перевалочный пункт, мы, гремя сапогами по трапу, выбегаем из самолета и выгружаем ящики. На траве у взлетной полосы уже скопился огромный штабель.
Три дня назад меня, как и весь наш взвод подняли по тревоге и перебросили в соседнюю дивизию. Сказали на крупные учения. Как выяснилось, впоследствии, не очень-то учения, но очень крупные.
Прогнали через мобилизационный пункт, сформировали сводный мотострелковый батальон из солдат, согнанных со всей дивизии и вперед: — марш, ребятки марш, — напутствовал нас старенький прапор, выдававший новенькую форму.
И вот я Марат Забиров дед, разжалованный сержант, спокойно ожидавший дембеля в своем полку выброшен на какой-то аэродром. Сижу на ящике курю в кулак «астру». Бойцы моего батальона, такие же залетчики как и я, работают без особого восторга. Мы еще даже не успели толком познакомиться друг с другом — в дороге нас постоянно перетасовывали. Оно и понятно, больше половины моих новых сослуживцев бывшие банщики, повара, химбатовцы и еще хрен знает кто. А посему начальство и пыталось в дороге определить кого в гранатаметчики, кого в пулеметчики, а кому «снайперку» вручить. Но толка в этих перетасовках не было, какая разница, на какую должность вписывать солдата, если он и оружия в руках не держал.
"Женька! хорош, зависать!" — это нашего взводного лейтенанта Маслова, зовет лейтенант Бобров, знать куда-то пойдем. Я затоптал окурок, и подтянув ремень гранатомета встал в строй.
"Строй людей и веди во-о-он туда", — показал Бобров на горящие огни в стороне от взлетки, — "там увидишь часть, какая то стоит, начальник гарнизона приказал всех разместить там, утром, говорит, разберемся".
Лейтенанты распределили между нами ношу: часть солдат понесла ящики, остальные их вещи. Раздалась команда: "Направо!". Батальон двинулся на ночлег.
Совсем стемнело, снег растаял, на плитах аэродрома остались лужи, все вокруг превратилось в осеннюю слякоть.
"Эх, занесло же" — думал я, шагая в толпе, таких же уставших и злых солдат, — И куда идем? Прем, все на себе, как ослы, хорошо хоть ящики не пришлось тащить".
Я закрыл глаза, все равно из толпы никуда не денешься, а так, кажется легче переставлять ноги.
Мне всегда казалось, что человек умеющий танцевать выделяется из толпы. Умение красиво двигаться по паркету или выделываться под музыку я считал даром, который дается не каждому. Помню, в первый раз я испытал настоящее откровение, увидев танец в клубе нашего городка.
Мальчик в паре с девочкой вальсировал, это было на каком-то пионерском концерте. С тех пор запало мне что-то в душу, захотелось тоже так же вот…
Ноша действительно была тяжела и непривычна. Жарко в зимних бушлатах, ватных брюках и бронежилетах. Вещмешок, спальный мешок, оружие, противогаз, запасные сапоги, валенки, чулки от ОЗК, каску — в общем военное барахло — нести все это одновременно тяжело и неудобно. Из-за этого строй вскоре нарушился, солдаты стали отставать друг от друга. Некоторые от усталости валились прямо на бетонку, немного отдохнув, снова вставали и шли.
Я тоже шел с привалами, жарко, все тело пропотело, как в бане и все зудит, но почесаться нет никакой возможности — на мне «броник» и бушлат. Ремень гранатомета, перекинутый через плечо, натирал шею с одной стороны, с другой душила лямка противогазной сумки. Спальный мешок тянул назад, приходилось идти, сильно наклонившись вперед. Руки заняты автоматом и вещмешком. Ноги, непривыкшие к такой нагрузке, через некоторое время заболели.
С бетонки, перешли на грязную дорогу, глина сразу налипла на сапоги огромными комками и сделала путь бесконечным. Наконец дошли до расположения какой-то воинской части..
Перед входом в первую казарму стоял Маслов, он выкликивал фамилию из списка и впускал солдат по одному,
Я подошел к строю стоявшиму перед казармой.
— Пацаны, Забирова не вызывали?.
— Да нет вроде, ты с какого взвода?
— Из гранатометного.
— Гранатометчики уже все зашли.
— А это какая рота?
— Первая.
— А где вторая?
— Вон они стоят — показал на вторую казарму один из бойцов.
У второй казармы стоял уже один Бобров, и что-то отмечал в своей тетради, светя себе карманным фонариком.
— Товарищ лейтенант!
— Фамилия? — прервал Бобров.
— Забиров.
— Бегом в казарму, придурок! — заорал лейтенант, — понабрали уродов. Услышал я вслед.
— Сука, — Вошел в казарму, дверь на первый этаж закрыта, пришлось тащиться по грязной лестнице на второй.
Прямо перед дверью в расположение стоит обшарпанная тумбочка со старым магнитофоном, из которого звучат афганские песни. Рядом с тумбочкой, кивая головой в такт музыке, сидит парень в камуфляже, на коленях автомат с примкнутым рожком и штык ножом. Он отрешенно смотрел в какую-то точку перед собой и курил "Беломор".
Я прошел мимо него в «располагу», где уже устраивалась рота. Прямо на полу раскладывались спальные мешки, вещмешок под голову, броник под ноги. Тут же валяются стволы — оружие, новенькое, пахнущее железом и смазкой.
