Чайльд Гарольд - [11]

Об этой старой истине скорбели

Не раз и те, что чтут ее закон;

Счастливец, что достиг заветной цели,

Ничтожеством награды поражен.

Бесчестье, даром сгубленные силы —

Любви счастливой горькие плоды;

Когда ж расстались мы с надеждой милой,

Нас мучит сердца рана до могилы,

Хотя былой любви исчезли и следы.

XXXVI.

Но здесь покинем ряд мечтаний праздных.

Не мало мы увидим гор и вод,

Не мало мы картин увидим разных,

Не призраки – тоска нас поведет.

Нам быть в краях, каких игрой мышленья

Создать не в состояньи человек,

Каких нам не опишут те творенья,

Где людям расточают наставленья,

Как будто в них есть прок для нравственных калек.

XXXVII.

Природа-мать, что может быть чудесней

Твоих роскошных видов и картин?

Тобою полн, тебя встречает песней

Твой преданный, хоть не любимый сын.

Не восхищаться видами нет мочи,

Где без прикрас ты в дикости своей

Являешься. И днем, и в мраке ночи

Улыбками мои ты тешишь очи,

Но гнева полная ты мне всего милей.

XXXVIII.

Албания! отчизна Искендеров,[91]

Что удивляли подвигами свет,

Явив не мало доблестных примеров, —

О дикий край, я шлю тебе привет!

Где храмы возвышалися когда-то,

Пророка минареты там видны.

Не блещет крест, с церквей исламом снятый;

Средь кипарисных рощ страны богатой,

Близ городов твоих сияет рог луны.

XXXIX.

Вот бедный край, где Пенелопа в горе,

Глядя на волны, плакала не раз.[92]

А вот скала: здесь Сафо вверглась в море.

О, песнопенья бог, как ты не спас

От гибели поэзии кумира,

Когда огонь бессмертья в нем горел?

Погибла, Сафо, ты, но не для мира,

Коль может нам дарить бессмертье лира,

Тот рай, что лишь один мы вправе ждать в удел.

XL.

Левкадский мыс увидел Чайльд в волненьи[93]

В осенний вечер, полный светлых чар;

Затем он посетил поля сражений:

Вот Акциум, Лепант и Трафальгар.

Не тронули его преданья славы;

Рожден под невоинственной звездой,

Не восхищался он борьбой кровавой, —

Считал войну преступною забавой

И брани презирал, встречая их с враждой.

XLI.

Когда звезда, сияя в небе ясно,

Блеснула над Левкадскою скалой;[94]

Когда пред ним приют любви несчастной

В последний раз мелькнул во мгле ночной,

Волненье Чайльд-Гарольда охватило;

В тени скалы он плыл, стремяся в даль,

И на нее, в тоске, глядел уныло;

Когда же мгла ее от взоров скрыла,

Его больной души рассеялась печаль.

XLII.

В сиянии зари пред ним блеснули

Зубчатые верхи Албанских гор:

Среди тумана вот утесы Сули,[95]

Вдали ж вершина Пинда тешит взор;

Ее алеет снег, одет зарею;

Здесь рыщет волк, острит свой клюв орел.

Там хаты горцев, преданных разбою…

То царство гроз, что зимнею порою,

Зловещих сил полны, громят и лес, и дол.

XLIII.

Простившись с просвещеньем, в край далекий,

Что хвалят все, хоть жить боятся в нем,

Явился Чайльд. Как путник одинокий,

Бродил в краю он мрачном и глухом,

Где бед не знал, хотя, к борьбе готовый,

И не страшился их; тот край был дик,

За то его картины были новы.

Гарольд, мирясь с погодой то суровой,

То знойной, без труда к усталости привык.

XLIV.

Поруганный исламом, крест смиреньем

Гордыню заменил минувших дней…

Христианина здесь клеймят презреньем;

В загоне и служитель алтарей.

Как суеверья жалки проявленья!

Оно для духовенства лишь доход,

Сулящий прочим смертным разоренье;

Религию позорят лжеученья!

Кто золото ее от примесей спасет?

XLV.

Амбрации залив блестит пред нами.

За женщину здесь кровь лилася встарь,

Сражались под одними знаменами

И римский вождь, и азиатский царь.[96]

Здесь Августа трофеи свет дивили.[97]

Тот мир исчез и памятника нет.

Людская скорбь была плодом усилий

Монархов, что анархии служили…

Ужель был создан мир для грома их побед?

XLVI.

Долинами Иллирии дорога

Гарольда шла от грани гордых скал

Албании. Там мест он видел много,

Что ни один турист не описал.

Хоть Аттика роскошно разодета,

Хоть живописны Темпе и Парнас,

Невольно вдохновляющий поэта, —

Картинами страна богата эта,

Которые, как те, красой пленяют нас.

XLVII.

Он за собою снежный Пинд оставил

И, не успев в столицу заглянуть,

Чрез воды ахерусские направил[98]

К властителю Албании свой путь.

Слова Али – законы.[99] Кровь ручьями

Он в вечно непокорном льет краю,

Где горцы, защищенные скалами,

Порой вступают в бой с его войсками,[100]

Лишь перед золотом клоня главу свою.

XLVIII.

О, Зитца![101] уголок земли священной,

Что полон чар. Добравшись до высот.

Где ты в тени стоишь уединенно,

Тебе привет плененный путник шлет!

Лазурь небес, сливаясь воедино

С деревьями, скалами и рекой,

Ласкает взор волшебною картиной;

Вдали каскад, несущийся с стремнины,

Хоть будит страх в душе, пленяет красотой.

XLIX.

Белеет одинокая обитель

Средь рощи, за которою грядой

Синеют цепи гор. Случайный зритель

Глядит на чудный вид, смутясь душой.

Радушен здесь монах.[102] Благословляя,

Всегда он встретить путника готов,

И тот, пленен красой волшебной края,

Уходит, с сожаленьем покидая

Того монастыря гостеприимный кров.

L.

В тени дерев здесь отдыхать отрада;

В полдневный зной играет ветерок,

Больную грудь живит его прохлада;

Само здесь небо дышит: дол далек…

О, странник! коротай часы досуга

Средь благовонных рощ, где мрак ветвей

Спасает от жары и от недуга,

И наслаждайся здесь природой Юга,

Сиянием зари и прелестью ночей.

LI.

Амфитеатром мрачные громады

Хемариотских Альп вдали блестят;[103]

На их подножье путник бросив взгляды,