Чайковский в Петербурге - [19]
Всё так! Появляется полная уверенность в том, что именно этот маленький флигель слева и был первым домом консерватории, тем, куда пришел юный Чайковский, решивший так круто изменить свою жизнь.
В этих флигелях — и главном и боковых — Английский клуб, позже немецкий Шустер–клуб, с которым, если верить Ларошу, консерватория делила помещение.
В 1880 году вдова одного из Демидовых продала свой участок купцу Карлу Теодору Корпусу, который построил на этом месте большой доходный дом. Сомнений больше нет. И этот флигелек на первом плане слева и есть первый дом первой русской консерватории в Петербурге.
Итак, осенью 1862 года Чайковский становится учеником консерватории.
«Я с ним познакомился, — вспоминает Ларош, человек, с которым он сразу и крепко сдружился, — в сентябре 1862 года, в маленькой комнатке демидовского дома (на углу Демидова переулка и Мойки), где помещалась только что открытая Консерватория.
…Дни быстро уменьшались, и в конце года уроки уже происходили при свечах.
…У меня об этом с ним совместном учении, о первых наших с ним музыкальных беседах и спорах осталось воспоминание, связанное именно с представлением темноты петербургского осеннего утра, какой‑то особенной свежести и бодрости настроения, соединенной с легким волнением от непривычно раннего вставания».
10 сентября 1862 года Петр Ильич писал сестре: «Я поступил во вновь открывшуюся Консерваторию, и курс в ней начинается на днях. В прошлом году, как тебе известно, я очень много занимался теориею музыки и теперь решительно убедился, что рано или поздно, но я променяю службу на музыку. Не подумай, что я воображаю сделаться великим артистом, — я просто хочу только делать то, к чему меня влечет призвание; буду ли я знаменитый композитор или бедный учитель, — но совесть моя будет спокойна, и я не буду иметь тяжкого права роптать на судьбу и на людей. Службу, конечно, я окончательно не брошу до тех пор, пока не буду окончательно уверен в том, что я артист, а не чиновник».
Достаточно было одного учебного года, одной зимы, чтобы Чайковский убедился в своем призвании. Вернее, нет, не убедился (в душе он, видимо, никогда не сомневался в этом), а просто утвердился в своем решении. 1 мая 1863 года он был отчислен от штатного места и стал считаться «причисленным к министерству», т. е. находился как бы в резерве без получения жалования. Время для этого шага было выбрано не очень удачно.
Дом Демидова, в левом флигеле которого открылась первая русская консерватория.
Той же весной Илья Петрович оставил свое место директора Технологического института. Работать ему становилось все труднее. В 1861 году в институте начались беспорядки, которые выражались в неповиновении студентов и нарушении ими правил. И сюда докатились волны революционных настроений, бушевавшие в те годы среди молодежи, особенно студенчества.
Об этом 17 января 1862 года Илья Петрович подробно писал в докладной министру:
«С некоторого времени у многих воспитанников Технологического ин–та и Горной технической школы проявился дух своеволия, непослушания и дерзости противу властей. Все это они выражают пасквилями, неуместными требованиями, общим шумом, криком, свистками и топаньем при появлении начальствующих лиц и даже насилием; например, 15–го сего января, когда одного из дерзких крикунов я приказал посадить в карцер, они насильственно и дерзко отнимали у дежурного воспитателя ключ от карцера, чтобы выпустить виновного, и при этом грозили выломать двери; наконец, общая дерзость их простерлась до того, что вечером того же 15–го числа подкинули они у моего входа в квартиру в большом пакете на мое имя доселе существующие в институте и школе и давно выданные каждому из них правила в количестве 119 экземпляров, указывающие, как следует себя держать вне института…»
В результате было исключено из института 12 человек. Кроме того, было намечено к исключению еще 45 человек условно, с тем, что они должны подать просьбы о прощении. Такие просьбы были поданы, и почти все исключенные были приняты обратно.
22 января нормальная жизнь в институте возобновилась.
Естественно, Илья Петрович, человек старых правил, должен был всегда стоять на страже узаконенных порядков, что при его мягком характере было трудно.
Вот и стало совсем не под силу работать старому директору, которому было уже к тому времени за семьдесят лет.
В материальном отношении положение семьи теперь стало весьма стесненным. Пришлось покинуть просторные директорские апартаменты при институте и переехать в маленькую бедную квартирку на углу Загородного проспекта и Аештукова переулка (теперь переулок Джамбула), в доме № 16, и жить на пенсию.
А Петру Ильичу, которому отец смог теперь предложить только скромное жилье и не менее скромный обед, нужно было очень много времени тратить на то, чтобы заработать хоть сколько‑нибудь, давая уроки музыки (рояля и теории), аккомпанируя певцам и т. д.
Вспоминая те дни и своих учеников, Чайковский рассказывал о том, как он пошел «наниматься» аккомпаниатором к певице–любительнице Юлии Федоровне Штуббе, впоследствии Абаза. Юлия Федоровна приняла его свысока, подвергла экзамену, после чего сказала по–французски, с сильным немецким акцентом: «Молодой человек, вы плохо знаете музыку. Приходите два раза в неделю, я буду давать вам уроки».
