Часовые поста № 1: Из истории почетного караула у Мавзолея Ленина - [5]

Янош был венгром. Он хотел видеть Венгрию свободной и счастливой. Не страной сиятельных господ, отпрысков графов и баронов, веками привыкших презирать «неотесанных дубин» - мужиков и мастеровых… Тогда, в Мавзолее Ленина, Янош Мейсарош поклялся, что он не пожалеет жизни, чтобы Венгрия стала страной рабочих и крестьян.

Он пронес эту клятву через московские казармы Особой кавалерийской бригады, где служил в 20-е годы, через степи Монголии, где помогал создавать регулярную конницу, через боль неожиданного увольнения из Красной Армии. В 1938 году его демобилизовали, как иностранного подданного. Но Янош помнил, что Ленин не спрашивал о подданстве и национальности часового Мейсароша, неоднократно охранявшего его кабинет-квартиру. Ильич всегда говорил Яношу: «Здравствуйте, товарищ курсант!»

Когда грянула Отечественная война, Янош Мейсарош пошел добровольцем в народное ополчение.

…Война шагала уже по Венгрии. Глядя на потерявших былую спесь хортистских офицеров, Янош Мейсарош вспоминал пламенные стихи Петёфи:

Вставай, мадьяр!

Зовет отчизна!

Выбирай, пока не поздно:

Примириться с рабской долей

Или-быть на вольной воле?

В октябре 1944 года отдельные генералы 1-й венгерской армии, в том числе ее командующий, предвидя неминуемый разгром, установили контакт с советскими частями. Венгрия срывала «одежды унижения и позора», в которые ее облекли продажные правители. Вновь сформированный мадьярский Будайский полк шел в бой бок о бок с Красной Армией.

Лишь в окруженном Будапеште продолжали сражаться с упорством обреченных банды салашистов - членов фашистской организации «Скрещенные стрелы». Каждую ночь над городом гудели тяжелые транспортные самолеты гитлеровцев. Они сбрасывали продукты и боеприпасы своим солдатам, запертым в Буде. Блокированные непрерывно вели огонь по освобожденному Пешту, по его площадям и улицам.

В одну из таких ночей Янош Мейсарош, захватив штабные документы, двинулся навстречу советским частям. Но из-за ожесточенных боев перейти фронт не удалось. Несколько дней он скрывался в подвале дома среди жителей, спасавшихся от снарядов и бомб. Но война врывалась и под землю: салашисты прочесывали подвалы, забирая под ружье даже пятнадцатилетних подростков. Матери с отчаянием и ужасом смотрели, как уводят их мальчиков на бессмысленную гибель, когда проигранная война должна вот-вот кончиться. Янош собрал юношей, находившихся в подвале, и сказал им: «За что сражаться? За немцев, которые втянули Венгрию в эту проклятую войну? Русские все равно придут сюда… Где ваши отцы, Лайош и Матиас? - Убиты на фронте… А твой, Антал? - Пропал в гестапо… Доколе мадьяры будут пушечным мясом для немцев?» Ребята и Янош Мейсарош заперлись в одном из глухих помещений подвала, где им не были страшны никакие облавы.

И вот долгожданный момент: в дверь подвала яростно застучали прикладами. С улицы доносились русские слова. К солдатам, разгоряченным боем, вышел мужчина в венгерской военной форме, без погон. Стоя под дулами автоматов, он неожиданно для бойцов сказал по-русски: «Здравствуйте, товарищи!» И добавил: «Можете убрать оружие - здесь только женщины и дети». Это был Янош Мейсарош. Он попросил отвести его в штаб. Матери даже не успели поблагодарить Яноша за спасенных сыновей.

Над Будапештом трепетали красные флаги… 20 лет назад на обороте фотографии, где был изображен весь выпуск кремлевских курсантов-кавалеристов 4924 года, друзья написали товарищеские пожелания Яношу Мейсарошу. Первую надпись он запомнил: «Из Москвы в Будапешт, но только под знаменем революции». И вот это пожелание сбылось.

Майор Мейсарош ходил по Буде и Пешту, вспоминал свою молодость. Он заходил в местные комитеты управления, он рад был видеть там рабочих и крестьян, цвет венгерской нации - бывших заключенных хортистских тюрем и концлагерей, подпольщиков, ветеранов русской гражданской войны и героев испанских интернациональных бригад.

В феврале 1945 года Зинаида Архиповна получила третье письмо от Яноша. Оно, как и те два, было немногословным, но не содержало прежних недомолвок. И когда вскоре вновь позвонил Григорий Коблов, он услышал радостный женский голос. «Зина, готовь хороший обед и купи билеты в Большой театр», - прочитала она письмо Яноша.

Они встретились на московской квартире Мейсарошей. Крепко обнялись генерал и майор. Их волосы тронула седина. На лицах появились морщины, им было уже под 50. Но они остались все теми же солдатами революции, молодыми душой и сердцем.

БЕССРОЧНЫЙ ПРОПУСК АРСЕНТИЯ КАШКИНА

Я уже знал все подробности жизни Григория Коблова и его друга Яноша Мейсароша, но никто ничего не мог сказать о судьбе Арсентия Кашкина.

Было лишь известно, что, окончив кремлевскую школу имени ВЦИК, он уехал сражаться против басмачей. С тех пор его никто не видел.

Ответ могли дать архивы, но, к сожалению, документы 6-й Алтайской бригады, куда назначили первого часового, не сохранились.

О своих поисках я рассказал в воскресном приложении к «Известиям» - «Неделе». После появления статьи долго ждал: может быть, откликнется Кашкин, если жив, или сообщат что-либо люди, знающие о его судьбе.