Часовые поста № 1: Из истории почетного караула у Мавзолея Ленина - [6]

Прошел месяц, два месяца - никаких вестей…

Но вот мелькнул луч надежды: сотрудница Центрального архива Советской Армии Г. А. Смирнова нашла учетную карточку А. В. Кашкина, заполненную штабом Туркестанского фронта. Из нее явствовало, что с января 1925 года он командовал взводом 77-го кавалерийского полка. На полях была карандашная пометка: «Откомандирован в войска ОГПУ с 22. V - 26 г.». Следовательно, дальнейшие поиски в этом архиве были бесполезны. Предстояло копаться в двух хранилищах, где собраны документы ОГПУ.

А в это время в 3000 километрах от Москвы, в одной из больниц города Фрунзе, произошел такой разговор. Медсестру Зинаиду Алексеевну Кашкину спросили: «Не о твоем ли Арсентии написано в «Неделе»?» «Конечно, нет», - отмахнулась она. Но все же поинтересовалась: «А про что там?» - «Про похороны Ленина». Тогда она попросила принести ей очерк. Муж не раз рассказывал, как стоял в почетном воинском карауле у гроба вождя в Доме Союзов и на Красной площади.

…Вскоре мне позвонили из «Недели» и попросили срочно приехать в редакцию, так как получили интересное письмо.

Житель города Фрунзе Арсентии Владимирович Кашкин убедительно просил прислать фотографию его товарищей по эскадрону, опубликованную в «Неделе», и адрес друга своей боевой молодости Гриши Коблова.

За 6 часов «ИЛ-18» доставил меня во Фрунзе.

…Автомобильные фары вырывали из вечерней тьмы номера белых домиков пустынного переулка. Вот - № 4. Затормозили у калитки… За низким забором залаяла собака. На земле около дома вспыхнул электрический квадрат. Кто-то вышел… Из тьмы показалась пожилая женщина в наброшенном на плечи платке.

- Арсентии Владимирович дома? - спросил я.

- Дома, - ответила она.

Дома… Не верилось, что лишь пятиметровая тропинка отделяет меня от Арсентия Кашкина.

Худощавый мужчина читал за столом газету. Он стал жадно рассматривать привезенную мной фотографию почетного караула курсантов.

- Это Гриша Коблов… Это Мейсарош. А это кто? Кажется, наш командир дивизиона…

Мы проговорили допоздна.

Летом 1934 года в киргизский совхоз «Тон» приехал новый директор - бывший пограничник, с черной повязкой на правом глазу.

В обкоме партии его предупредили, что прежние руководители, среди которых оказался бывший сотрудник колчаковской контрразведки, развалили «Тон»… Бесследно исчезали отары. «Отход поголовья», как обтекаемо называли падеж и хищение овец, достигал нескольких тысяч в год. Кулаки и просто расхитители привыкли к безнаказанности, считая, что от их мест «до бога - высоко, до Москвы - далеко».

Арсентий Кашкин понимал, что здесь, на фронте классовой борьбы, остается верной армейская поговорка «один в поле не воин». Он собрал коммунистов и рабочих. «Как будем поднимать совхоз, товарищи?» Бывших руководителей убрали. Но остались их подпевалы, остались насажденные ими взгляды на народное добро… Стоило овце слегка захромать - ее прирезали как «больную». Большинство заведующих фермами, по примеру прежних руководителей, чувствовали себя этакими князьками и не отличали государственное от личного. Так говорили на собрании коммунисты и рабочие. Они сообща, коллективным умом нащупывали верную дорогу. Во главе ферм были поставлены честные труженики.

Через год падеж скота уменьшился в десять раз, и совхоз впервые дал свыше миллиона рублей прибыли. Это стало правилом.

Занятый хозяйственными делами, директор редко рассказывал о своем прошлом. Как и миллионы коммунистов, он жил заботами о сегодняшнем и завтрашнем днях родной страны.

…Окончив кремлевскую школу с отличием, Арсентий Кашкин имел право выбирать место службы. Ему предлагали заманчивые варианты - Ленинград, Киев. Но он попросил направить его туда, где еще кипели бои, где Красная Армия добивала последние очаги контрреволюции. Немало басмачей полегло от шашки крас-кома 77-го кавалерийского полка. Весь 1925 год прошел в схватках с бандами, уходившими от открытых сражений и предпочитавшими налетать из-за угла. Но прошлое было обречено. Дехкане, веками угнетаемые эмирами и беками, с радостью приветствовали своих защитников - кзыл аскарляр (красных бойцов). Редели банды басмачей. Бои перемещались к границе, и курбаш бухарского эмира Ибрагим-бек переносил базы за кордон летней ночью 1930 года маневровая группа 47-го пограничного отряда была поднята по тревоге: застава просила помощи. Через несколько минут заместитель начальника группы Арсентий Кашкин и два эскадрона мчались к пограничной реке Пяндж. Кони шли переменным аллюром, и в три часа ночи кавалеристы были на месте. К тому времени застава отбила первый натиск басмачей и отогнала их в камыши афганского берега… Ночью бандиты вновь двинулись в нашу сторону, но уже в 15 километрах ниже по течению реки. Они лежали на дне лодок, чтобы избежать пуль. Кавалеристы Арсентия Кашкина решили подпустить врагов поближе и тогда забросать гранатами. Вот уже видны их силуэты, заметны осторожные взмахи весел, морды плывущих сзади лошадей. Гулко прогремели разрывы лимонок. Арсентий Кашкин с радостью увидел барахтающихся в стремительной реке басмачей. С того берега ударили пулеметы. Им ответили наши. Пули цокали о прибрежные валуны. Когда Арсентий Кашкин докладывал командиру маневровой группы о ходе боя, сильная резь заставила машинально схватиться за правый глаз. Отняв руки, он увидел на ладонях капли крови - осколок басмаческой пули попал в зрачок…