Часовые поста № 1: Из истории почетного караула у Мавзолея Ленина - [4]

Побывав у Мавзолея, он улетал обратно на фронт, чувствуя особое вдохновение, чувствуя, что стал тверже и сильнее.

Бывая в Москве, он всегда набирал номер телефона, который помнил с довоенных времен.

- Есть ли вести от Яноша? - с тревогой спрашивал женщину, снимавшую трубку.

- По-прежнему никаких, - слышал знакомый, но непривычно грустный голос.

Он хотел ободрить жену друга, говорил, что на фронте всякое бывает: например, человек не пишет - некогда или нельзя, а потом - находится.

На рассвете 25 апреля 1945 года передовые части 14-й гвардейской кавалерийской дивизии вышли на восточный берег Эльбы. Разгромив отчаянно сопротивлявшихся фашистов, мозырцы завершили на своем направлении оперативное окружение берлинской группировки врага.

Гвардейцы Григория Коблова поили донских коней в Эльбе.

РАЗВОДЯЩИЙ ЯНОШ МЕЙСАРОШ

К фашистским окопам полз человек, ин дождался, когда стемнело, осторожно выбрался на бруствер и пополз на запад. Наши пехотинцы открыли по беглецу огонь. С той стороны ответили. Человек замер. А когда все утихло, тронулся дальше… Он полз под свист пуль, пряча голову в плечи и лишь изредка вглядываясь вперед, туда, где должны были быть окопы венгерского экспедиционного корпуса.

Хортистский офицер разглядел в бинокль шпалы в петлицах русского. Увидел, как тот остановился, как, не приподнимаясь, вынул из ушанки белый платок и, держа его в руке перед собой, снова пополз. Парламентеры не передвигаются по-пластунски. Офицер приказал не стрелять. Перебежчик перевалил через бруствер и съехал в окоп. Тяжело дыша, сказал: «Я венгр… Бежал от русских…»

В штабе он рассказал:

- Меня зовут Янош Мейсарош. В первую мировую войну попал в русский плен. Остался в Советской России. Лишь потом понял свою ошибку, да было поздно: вырваться оттуда было почти невозможно. У меня в Венгрии мать, сестра… Я мадьяр, и моя родина там, а не здесь. Я разочаровался в большевизме. Давно хотел бежать, но не было подходящего случая… Он помолчал и продолжал:

- В молодости я натворил много ошибок, но теперь надеюсь, что смогу послужить родине. Я 25 лет прожил в России. Окончил кремлевскую школу командиров, один из факультетов ветеринарного института. В совершенстве знаю русский язык…

- Большевистский шпион, ты не можешь называться венгром! - сказал ему хортистский генерал.

Допрос следовал за допросом. Офицеры контрразведки требовали, чтобы «большевистский агент» сказал, кто его послал и с каким заданием. Они угощали его венгерским коньяком и сигаретами. Они говорили, что мадьяры - одна семья, что он, бедный парень, натерпелся у большевиков и теперь должен чистосердечно рассказать, с каким заданием его послали, и тогда родина простит его. Мейсарош не отказывался от угощений, но в ответ повторял то же, что сказал в первый день. Офицеры начинали стучать кулаками по столу, грозили трибуналом, но он, похудевший и осунувшийся, говорил, что только теперь осознал всю глубину своей вины и готов принять любую кару.

Тем временем служба безопасности в Будапеште сообщила, что в ее картотеке числится Янош Мейсарош, бывший унтер-офицер австро-венгерской армии, попавший в русский плен летом 1916 года. В гражданскую войну в России служил в Первой Конной армии красных. В 1938 году уволен из Красной Армии… Престарелая мать, которой показали фотографию перебежчика, узнала своего сына, считавшегося давно погибшим.

Через несколько дней Мейсарошу выдали форму офицера хортистской армии. Специалист по России, отлично говорящий по-русски, он мог пригодиться. Командующему венгерским корпусом давно нужен был хороший переводчик. Агенты разведки, на всякий случай следившие за Мейсарошем, отмечали большое служебное рвение…

Когда рейхсмаршал Геринг посетил хортистские части, ему с гордостью представили человека, прожившего 25 лет в Советской России и недавно бежавшего оттуда.

…А в это время в Москве Зинаида Архиповна Мейсарош ждала писем от мужа. Единственная открытка пришла в декабре 1941 года, два года назад, когда он вышел из окружения. «Некоторое время я могу не давать о себе знать, - писал он, - но ты не волнуйся».

Зимним вечером 1943 года в квартиру позвонили. Незнакомый мужчина спросил Зинаиду Архиповну Мейсарош. Они прошли в комнату, и там она увидела удостоверение сотрудника органов государственной безопасности. «Янош?» - тревожно забилось сердце.

Получает ли она какие-либо известия от мужа? Нет, на все ее запросы военкомат отвечает: «Пропал без вести». Гость говорил мало. Он вынул из кармана листок бумаги. Зинаида Архиповна узнала бы этот почерк среди тысячи других… Рука ее Яноша! Она впилась глазами в строчки… «Я жив и здоров. Обо мне не беспокойся». Вот и все. Письмо оказалось всего четырехмесячной давности!… Значит, жив! Несколько строк, но все равно они, как солнце, вошли в московскую квартиру и залили ее ярким светом и теплом. И немногословный чекист стал казаться Зинаиде Архиповне очень близким и дорогим. Можно ли написать ответ? Пока нет… Прощаясь, гость сердечно пожал ей руку и ушел, так ничего и не сказав о Яноше.

…Фронт катился на запад. Почти каждый вечер Москва салютовала доблестным дивизиям и корпусам. В победных сообщениях не упоминалось имени Яноша Мейсароша. Но в победах наших войск была лепта бесстрашного контрразведчика. Штабист, он был ближе к противнику, чем солдаты на передовой. Их отделяет от врага нейтральная полоса, а он ходил между врагами. Он жал им руки, когда хотелось душить за горло, улыбался, когда все в нем клокотало от гнева. Он не знал затишья после жаркого боя - он сражался всегда, днем и ночью. Неделями некому было сказать привычное и дорогое слово «товарищ» - от встречи до встречи с советскими подпольщиками на явочных квартирах, где он передавал добытые сведения. Но самым тяжелым испытанием, от которого избавлены солдаты на передовой, были обязанности переводчика при допросах советских патриотов…