Чардаш заводных игрушек - [94]

— На данный момент я не могу сказать тебе наверняка. Единственный способ — проникнуть в ее голову. Там есть кое-что... но я не уверен, что это стоит открывать.

По небу мерно ползли белоснежные облака, ярко светило солнце, торопились куда-то прохожие. Город жил своей жизнью.

— Знаешь, что самое удивительное? Тот самый отец Эмезе, который бросил ее в детстве… это Ференк.

— Да, — произнес Джани с неожиданным спокойствием. — Мне следовало бы и самому догадаться. Если так смотреть... Она даже похожа на Ференка.

— Бригита Цсолт говорила, что Эмезе часто бывала у них дома. И при этом сам Ференк утверждает, что не видел ее с младенчества. Я уверен, что так и есть. Он мог просто не знать.

Мимо, хихикая, прошли две девчушки лет четырнадцати. Они держались за руки и с аппетитом уплетали голубоватое мороженое. Смешные завитки волос подрагивали от легкого ветерка.

— И если бы он знал, если бы поинтересовался, хотя бы посмотрел фото дочери в Сети, попытался выяснить, что с ней происходит, — он мог бы попробовать исправить ситуацию до того, как все скверно обернулось.

Что-то бормоча себе под нос, торопливо направился к своему автомобилю седовласый толстяк. Наверное, общался со своей ФРЭН.

— Я не собираюсь сдавать Эмезе в любом случае, пойми меня верно. Но я не уверен, что нужно оставлять ее на произвол судьбы. И поэтому я советуюсь с тобой. Я могу вскрыть нарыв. Последнее причинит ей боль, и, возможно, нарыв придется лечить. Или я могу оставить Эмезе в неведении о том, что она сделала. Как ты считаешь, что нужно делать, Джани?

— Я? — Джани моргнул. — Дэн, но ведь это ты у нас волшебный пророк. Откуда придурку вроде меня знать правильный ответ?

— Потому что ты ее любишь, а не я. И потому что тебе жить с этим дальше. Я не буду говорить о том, что нашел. Никому, кроме тебя. Тебе может показаться это нечестным. Но так уж выходит. — Он покачал головой. — Если хочешь, я могу принять решение за тебя. Но это тоже будет ТВОЕ решение.

Джани молчал, засунув руки в карманы куртки и уставившись на воды Дуная.

— Но ведь все еще неизвестно, она это сделала или нет, — сказал он. — Почему мы так решили? Нет алиби? Бардак в голове? Что значит «вскрыть»?

— М-м-м... Да, может быть, и не она, — кивнул Дэниэл. — В этом и выбор. Есть нечто такое, что даже в бессознательном спрятано от нее. И от меня. Я могу открыть эту дверь. И мы узнаем. Но если это то, о чем я думаю... Ты уверен, что стоит? В этом и заключается выбор.

— Нет, — ответил Джани. — Нет, Дэн, я НЕ уверен. Это как-то уже выходит за грань праздного любопытства. И вообще: сделать вид, что ничего и вовсе не было, сейчас кажется мне наиболее заманчивым вариантом. То есть, ты говоришь — можно все выяснить, и это не принесет ничего хорошего. А можно оставить все как есть — и от этого тоже добра не жди. Я правильно понял?

— Не так. Можно все выяснить, и если откроется то, чего мы ожидаем, — будет плохо. Очень. Если оставить все как есть, скорее всего, мы никогда ничего не узнаем.

Он помолчал.

— Ладно. Я понимаю. Я не буду требовать от тебя решения. — Кармайкл скривился и потряс головой. — Есть лишь один выбор. И этот выбор — узнать правду. Если эта правда окажется слишком болезненной для нее, ты побудешь с Эмезе, пока я не уменьшу ее боль.

Из голоса Дэниэла исчезли обычные добродушные интонации. Теперь за него говорил комплементант.

— Это может занять не один день, пойми. Если ты не готов, скажи сразу.

Джани с облегчением выдохнул — внезапно упавший на него груз ответственности заставил юношу ссутулиться.

— Да говно вопрос, — беззаботно ухмыльнулся он.

Глава 29. Открывая двери

Бессознательное Эмезе безошибочно вывело его к нужной двери.

Собственно, она была здесь одна, в темном подвале особняка Цсолтов, в заброшенной его части, затянутая паутиной, покрытая ржавчиной, запертая на семнадцать замков.

Вверху, в теплой, сухой и освещенной части ее бессознательного, осталась девочка Эмезе Тихи, задорно играющая с отцом: мама сказала ей, что нужно спрятаться, чтобы потом, когда придет время, сделать папе сюрприз.

И девочка затаилась, втайне переживая, а вдруг сюрприз не получится или папа не обрадуется ему.

Но мама уверила ее, что по-другому и быть не может, — и девочка Эмезе Тихи послушно стояла за портьерой.

Наверху все шло хорошо.

Только потому, что внизу, в сыром темном подвале дома Цсолтов...

...дверь, ведущая на Седьмой круг ада, была заперта.

***

Бригита сказала ей, что они — семья. Что теперь они всегда будут вместе. И Эмезе больше никогда не почувствует себя одинокой. Бригита слушала ее — слушала, не перебивая, часами сидела у нее на кухне, подперев голову кулаком, и слушала, слушала, слушала. И рассказывала — о своем детстве, родителях, о том, как вырос Пети и как Энр разбил коленку, о том, как готовить сырный суп и почему нельзя поливать кактусы. Они разговаривали, и стена, отделявшая Эмезе от окружающего мира, стеклянная стена, сквозь которую она никогда не могла пробиться, заспиртованная в собственной боли, — эта стена истаивала.

Они ходили с мальчиками в зоопарк, и Пети, испугавшись крокодила, спрятал лицо у Эмезе в подоле, а потом обвил ее шею руками, уткнувшись носом в плечо. А Энр собрал ей букет цветов, и она сплела ему венок. Когда она приходила к Бригите, мальчики выбегали на крыльцо, бросались обниматься, вываливали на нее ворох очень важных новостей: у мишки заболел животик, но Виктор его вылечил, а еще в комнату прилетела бабочка, во-от такая, огромная бабочка, но Пети не испугался бабочки, потому что он большой и смелый, и когда он вырастет, то непременно защитит Эмезе от всех обидчиков. И когда уже можно будет рассказать о ней папе? А Эмезе смеялась, проходила в детскую, где над прикроватным столиком висела фотография Ференка, и выкладывала на кровать гостинцы.