Чардаш заводных игрушек - [93]

И еще десяток лет сверху.

— Я Агнесса Тихи.

— Я расследую убийство, и мне нужно задать вам несколько вопросов. Могу я войти?

— Проходите... — Она отступила, пропуская Кармайкла внутрь, в недра своего запущенного обиталища.

Комната полнилась разнообразным хламом вроде груд старых книг и кое-как расставленной мебели, так что с первого взгляда не было даже понятно, где здесь можно присесть.

— Не думаю, что сумею помочь вам. И покажите лицензию.

Дэниэл пожал плечами и показал лицензию. Пользоваться бумажным документом было непривычно, но в его практике случалось и такое.

— Сумеете или нет — позвольте решать мне. — Он присел в потрепанное кресло. — Скажите, как давно вы виделись с вашей дочерью Эмезе Тихи?

— Несколько недель назад. — Пока женщина, похоже, не предчувствовала беды. — Она редко заходит...

— Можете вспомнить конкретное число?

— Нет. Но это было где-то в конце апреля.

— И вы не видели ее после этого? В каком состоянии была Эмезе? И о чем вы с ней говорили?

— Какое это имеет отношение к чему-либо? — Агнесса начала раздражаться. — То, о чем я говорю с моей дочерью, — это наше личное дело!

— А как вы думаете, имеет или нет? Или, по-вашему, я пришел сюда просто потратить время? Я уже упоминал, что расследую убийство? — резко ответил Дэниэл.

— Ни я, ни она не причастны ни к чему подобному! — злобно прошипела женщина. — Ищите своих убийц среди грешников, забывших божьи заповеди!

— А я и не говорил, что вы причастны к убийству, — заметил Дэниэл. И нырнул.

***

Агнесса Тихи умела создавать апокалиптический настрой.

Небо над ее версией Будапешта было таким тяжелым, что, казалось, в любой момент могло обрушиться на землю дождем из раскаленной серы, как в лучших домах Содома и Гоморры. В тучах, висевших столь низко, что они готовы были раздавить город, то и дело сверкали молнии и полыхало багровым.

Перед Кармайклом возвышался шпиль готического собора — тянулся вверх, почти касаясь туч.

Собор был огромен — в реальном мире он, наверное, занимал бы целую площадь. Кроме того, здесь, под свинцовым предапокалиптическим небом, освещаемый вспышками молний, периодически касающимися шпиля, он был единственным не тронутым искажением зданием — весь прочий город казался сгорбившимся, покосившимся и скрученным.

Внутри же собора находился лишь один прихожанин.

— Ну да... — не особенно удивился Кармайкл. — Пойдем внутрь? — И, не дожидаясь ответа Фрэн, направился к собору.

Сидя на лавке, Агнесса повернула голову в его сторону.

В руке она сжимала розу. Судя по всему, цветок крепко засел шипами в ее ладони — из стиснутого кулака на пол то и дело падали капли крови.

— А где все? — поинтересовался Дэниэл.

— Никого не осталось.

— В смысле? Все умерли?

— Ушли.

Вокруг возвышались отделанные мрамором колонны, вокруг статуи святого Иштвана виднелись бронзовые барельефы. Все так и лучилось величием и красотой, столь не вязавшимися с образом города снаружи.

— Куда?

— Прочь. Отвернулись от Господа, привлеченные демоническими посулами. Никого не осталось. — Агнесса покачала головой. — Да, можно сказать, что все умерли. Это будет правдой. Утратили надежду на спасение.

— А ваша дочь?

Глаза статуи, казалось, следили за ними, сурово смотрели святые с витражей, неодобрительно морщился король Иштван на барельефах, даже Господь взирал на непрошенного гостя искоса.

— Я вырастила ее. — Она подняла руку с розой. — Не отреклась от нее, хотя она и была рождена во грехе. Лишь для того, чтобы потом она отреклась от меня.

— И она ушла так же, как другие?

— Так же, как и другие. Я совершила ошибку. Я хотела спасти ее. Но, рожденная грехом, она была грехом.

Здесь, в пространстве фантазии, на лице Агнессы вновь проступила былая красота, разгладились морщины, исчезла седина, и кудрявые рыжевато-каштановые волосы блестящей волной ниспадали на плечи. И только глаза оставались теми же, мутно-карими, с лихорадочным блеском.

— Как же она согрешила?

— Впала во искушение. Отреклась от матери своей и от Бога своего. Я проклинаю тот день, когда родила ее.

Прекрасные точеные черты исказила гримаса отвращения. Капли крови падали на мраморный пол и исчезали.

— А ее отец?

— Ее отец был моим испытанием. Я его не прошла. Я думала, что Эмезе неповинна в моей ошибке. Но грех уже был в ней.

Ее голос эхом отражался от стен, разносился по огромному пустому залу.

— Вот как. — Дэниэл помедлил. — Роза у вас в руке. Зачем вы держите ее и раните себя?

— Я вырастила ее. Я не могу ее отпустить. Пусть она и бросила меня. Я выкормила ее своей кровью.

— Чему вы учили ее?

— Добродетели.

Кармайклу стало скучно, и он вынырнул.

***

— Она не может быть связана с убийцами, — отчеканила Агнесса. — Я все еще не понимаю, зачем вы пришли.

— Уже незачем. Я узнал все, что хотел, — ответил Дэниэл, направляясь к двери.

«Вот теперь нам точно нужно встретиться, Джани».

***

Берток ждал его на берегу Дуная, неподалеку от кондитерской со столь вкусной выпечкой.

— Итак?

— Она не была у матери, — покачал головой Дэн. — Я уверен, что ее проблемы с головой возникли именно из-за этого, но непосредственной вины матери тут нет.

Он помолчал, слушая шум города и вдыхая здешние ароматы.