Цезарь - [157]

Кальпурнию предупредили об обрушившемся на нее горе, и она приняла на пороге бездыханное тело своего мужа. Вызвали врача Антистия.

Цезарь умер, но из всех двадцати трех ран, что нанесли ему, лишь одна, в грудь, оказалась смертельной. Поговаривали, что это был второй удар.

Согласно своему плану, заговорщики собирались пронести тело Цезаря по улицам Рима, а затем бросить его в Тибр; все его имущество конфисковать, а все принятые им законы аннулировать. Но из опасения, что консул Антоний и начальник конницы Лепид, исчезнувшие во время убийства, могут возникнуть во главе возмущенной армии и народа, не решились исполнить задуманное.

На следующий день Брут, Кассий и остальные заговорщики вышли на Форум и обратились к народу. Но их речи начинались и заканчивались довольно странно, так как народ словно не слышал, ибо не выражал ни возмущения, ни одобрения. Из этого полного безмолвия можно было сделать лишь один вывод: народ чтит Брута, но жалеет Цезаря.

В то же время в храме Терры собрался Сенат. Антоний, Планк и Цицерон выступили с предложением о всеобщей амнистии и призвали народ к взаимопониманию и миру. Они объявили, что заговорщикам ничто не грозит, более того, Сенат издал декрет, в котором особо отмечались их заслуги.

После принятия этого декрета Сенат завершил свое заседание, а Антоний отправил в Капитолий своего сына, чтобы тот мог служить в качестве заложника для заговорщиков, которые отступили туда под защитой римлян. Когда все собрались, объявили о мире, все начали обниматься. Кассий обедал у Антония, Брут — у Лепида. Остальных заговорщиков приглашали то в один дом, то в другой, кого — к друзьям, кого — просто к новым знакомым. Видя это, каждый думал, что все уладилось в рамках разумного и что Республика восстановлена на вечные времена. Но при этом не учли одного: мнения народа.

На следующий день Сенат собрался снова и в самом почтительном тоне выразил Антонию благодарность за то, что ему удалось предотвратить новую гражданскую войну. Затем Брут был осыпан почестями. Потом последовало перераспределение провинций: Брут получил остров Крит, Кассии — Африку, Требоний — Азию, Кимвр — Вифинию и, наконец, Альбин — часть Галлии, находившуюся в бассейне реки Пад.

Между тем все уже в открытую начали поговаривать о существовании завещания Цезаря. Говорили, что Цезарь составил его в сентябре прошлого года в своем поместье в Лавикании и что, запечатав его, отдал на хранение старшей весталке. Своим завещанием он делал наследниками троих.

Этими наследниками стали внуки его сестер. Первый, Октавий, получал три четверти имущества, вторым был Луций Пенарии, а третьим — Квинт Педий[443]. Каждый из этих двоих получал по одной восьмой из наследства. Более того, Цезарь усыновлял Октавия и передавал ему свое имя. В завещании были упомянуты многие его друзья — почти все ставшие его убийцами, — они назначались опекунами его сыновей, если бы те появились у Цезаря. Децима Брута, того самого, который приходил к нему домой, он назвал среди наследников «второй ступени». Народу Цезарь завещал в общественное пользование свои сады над Тибром, а каждому гражданину — по триста сестерциев.

Вот какие слухи распространялись в народе, и все это, конечно, будоражило и волновало всех.

Приближалось еще одно событие, которое пугало многих, — похороны. Поскольку тело не было брошено в Тибр, то его следовало похоронить. Вначале думали похоронить тайно, но побоялись взбудоражить этим народ. Кассий высказался за то, что лучше уж рискнуть и не делать похороны Цезаря публичными, но Антоний так просил Брута, что тот в конце концов сдался.

Это была вторая ошибка, которую он допустил. Первая заключалась в том, что он сохранил Антонию жизнь. Сначала Антоний прочитал завещание у себя дома. Все, о чем говорилось ранее на Форуме, на площадях и в закоулках Рима, оказалось правдой. Когда народ узнал, что Цезарь оставил свои сады над Тибром в общественное пользование и по триста сестерциев каждому гражданину, тут же раздались плач и стоны, люди начали доказывать преданность своему покойному императору и скорбеть по поводу его судьбы, а также весьма сожалеть о случившейся трагедии.

Именно этот момент выбрал Антоний для выноса тела на Марсово поле. Там, рядом с гробницей дочери Цезаря Юлии, был сооружен погребальный костер, а перед ростральной трибуной — позолоченное надгробие в виде храма Венеры-прародительницы. В храме стояло ложе из слоновой кости, покрытое пурпурными и золотыми тканями, поверх которых лежало оружие покойного и тога, в которой он был убит. Затем, поскольку стало ясно, что для шествия с приношениями для погребального костра одного дня не хватит, — так много было желавших попрощаться с Цезарем, — объявили, что каждый может приходить на Марсово поле без какого-либо установленного порядка, любым путем.

К тому же, начиная с рассвета, для народа устраивали погребальные игры, а во всех спектаклях, объявленных Антонием, пели специально написанные стихи, чтобы возбудить в народе скорбь и негодование по поводу гибели Цезаря; в том числе исполнялся и монолог Аякса из пьесы Пакувия, в котором были следующие слова: «Не я ль моим убийцам был спаситель?»