Цена - [5]

- Какого выбора?

- Скажем так, безжалостного. Выбора жестокого, коварного, убийственного. И так далее – всяческих дьявольских прилагательных тут хватает.

- Не хватает лишь человечности, герр капитан.

- Человечности – как сказочного идеала. Мы же говорим о человечности реальной, которой до идеала ой как далеко. Человек постоянно получает выбор от судьбы, и все время он использует этот шанс совершенно гадко. Когда жертва получает возможность выбора от палача – она получает выбор без идеального шанса, и потому результат производит идентичный. А может, и еще худший. Теперь вы понимаете, почему я сказал, что этот выбор безжалостен к жертвам. Для палачей же он является психологически интригующим. Человек, не знающий аппарата репрессий, понятия не имеет, что ставить людей перед выбором – это увлекательнейшая забава.

- Ну, естественно! – буркнул граф с горечью, маскирующей раздраженность. – Меня же не забавляет даже слушать об этом, Мюллер.

- А все потому, что вы среди проигравших, а не среди победителей. Если бы вы были лондонским купцом в Индии восемнадцатого века… Вы когда-нибудь слышали, как чиновники Восточно-Индийской Компании заставляли тогда индийских крестьян платить чрезмерно высокие налоги? Связывали вместе отца и сына, и хлестали только с одной стороны так, что удары падали либо на отца, либо на сына – каждый из них мог принять удары на себя, подставляя собственную спину, или же, если был сильнее, мог заслониться от порки чужим телом. С помощью слов можно творить такое же коварство. Вот если бы, к примеру, у вас была бы еще и дочка, и если бы я предложил вам выбор: верну вам сына, если взамен вы отдадите мне дочку позабавиться в постели?

- Предлагаю деньги и себя!

- Вас я отвергаю, об этом мы говорили уже два раза, поймите наконец, что для меня это вопрос хорошего вкуса… А вот деньги я не отвергаю – двадцать тысяч долларов за жизнь адепта орнитологии, господин граф. Вот только…

- Согласен, герр Мюллер! – перебил его обрадованный Тарловский. Только у меня нет долларов. Предлагаю вам марки или украшения…

Мюллер скептически покачал головой и раздавил окурок на дне пепельницы.

- Признаюсь вам, граф, что падение спроса на биржах Сталинграда и Курска как-то отобрали мою веру в будущее марки. А золото – штука слишком тяжелая.

- Так как…

- Здесь нет никакой проблемы. Ювелир, герр Бартницкий поменяет вам деревянные на зеленые в любом количестве. Проблема кое в чем другом. Ваше предложение, господин граф, для меня представляет слишком большой риск…

- Клянусь, что никто кроме нас… Гарантирую полнейшее молчание!

- Я не об этом. Проблема в том, что гестапо именно сейчас разбирается с Абвером. Мой любельский начальник, Краус, особенно ненавидит барона фон Штенберга; они соперничали один с другим здесь так долго, как абвер с гестапо строят друг другу козни. Краус знает, что фон Штенберг частенько гостил у вас, и потому считает, что здесь может быть кое-что большее, чем договоренность двух аристократов. Если бы я выпустил только вашего сына, тогда я сам мог бы стать подозреваемым в том, что имею какой-то контакт с Абвером, словом, что я делаю это для недобитков адмирала Канариса. Нет, господин граф, собой я рисковать не стану!

- Но ведь… вы же ранее приняли мое предложение. Вы даже сумму назвали!

- Но ведь тогда вы не дали мне закончить. Я сообщил только розничную цену.

- Не понял… Как это, розничную?

- Послушайте-ка, господин Тарловский. Мое предложение чуточку иное, более оптовое, опять же, для меня более выгодное, но, прежде всего, оно более безопасное для капитана Фридриха Мюллера, а все так складывается, что ничья безопасность не может мне быть столь дорога, как безопасность Фридриха Мюллера. Я предлагаю следующий договор: я выпущу четырех арестованных и возьму по двадцать тысяч долларов за каждого, что вместе составляет восемьдесят тысяч долларов. Половину из них я отдам Краусу. Столь большие деньги его успокоят; при этом он будет подозревать меня только в желании заработать, но ни в каких заговорах в пользу абвера или в любой другой дерьмовой политике.

- Вы меня простите, герр капитан, но… но…

- Что "но"?

- Я… я не могу этого…

Мюллер поджал губы и стукнул кулаком по столу так сильно, что из перепльницы высыпалась часть пепла, а рюмки перепугано звякнули.

- Или четверых, или никого!

- Не знаю… - вздохнул граф.

- Чего не знаете?!

- Не знаю, хватит ли у меня драгоценностей, герр Мюллер…

- А я как-то удивительно спокоен, что хватит, - снова расслабился капитан. - Другой вопрос, хватит ли у вас желания платить за людей совершенно вам чужих, причем, людей без гербов. Тем не менее, я вижу шанс облегчить вашу участь. Ведь у каждого арестованного имеется семья, которая с охотой продаст последние башмаки, чтобы спасти своего. Свяжитесь с ними… Впрочем, что вы там сделаете, вопрос уже не мой. Мой вопрос - завтра расстрелять десять человек. Или повесить тот же десяток… Но я уверяю вас, господин Тарловский, что десять человек завтра будет расстреляно.

- Но без моего сына. Я готов дать за него…

- Никаких торгов, господин граф. Или четверо, или никто.

- Хорошо… - шепнул Тарловский. - Четверо…