Царский суд - [84]

Шрифт
Интервал

Крестьяне в ужасе побежали к тылу. Из сарая на них наступал огромный медведь. За ним, из-за переборки, выглянула оскаленная волчья пасть.

Скуратов размахнулся сплеча, бросил в волка булыжником. Разъярённый зверь глухо завыл, скрылся за дверью.

   — Выгоняй!

Со всех сторон в загон посыпались камни. Отчаянный рёв потряс воздух. Звери ринулись в толпу.

Иоанн надрывался от хохота.

   — Трави их каменьями!

Начисто подметённый загон залился кровью. Крестьяне в паническом ужасе карабкались по тыну, взбирались по решётке наверх, — стрельцы сбрасывали их ударами сабель.

Темрюковна перегнулась через перила, тяжело и часто дышала. От крайнего возбуждения тело её трепетно вздрагивало, а глаза задёрнулись густой маслянистою поволокою.

   — Каменьями! Каменьями их!

Англичане чего-то настойчиво требовали, возмущённо размахивали руками. Толмач нерешительно переминался с ноги на ногу, отрицательно качал головой.

Когда один из отчаявшихся крестьян вырвал из земли столб, поддерживавший решётку, и пошёл с ним на волка, Иоанн с горделивой радостью повернулся к гостям.

   — Удаль-то... Удаль.

Осёкся, позвал толмача.

   — Чего они лают?

   — Челом тебе бьют. Не люба им потеха.

Грозный развёл руками.

   — Уж и не ведаю, какая им, басурманам, потеха люба. — И, ткнув сердито в пращ опричника, приказал: — Кончать!

Взвизгнули стрелы. Смертельно раненный волк забился в последних конвульсиях. Медведь с рёвом скрылся в сарае.

Царь выхватил из руки Басманова посох, стукнул по настилу.

   — Какой же их, басурманов, ещё потехою тешить!

Передёргивая плечами, сплюнул с ожесточением, тяжело зашагал по скрипучим ступеням.

ГЛАВА XI


Мысль так потешить гостей, чтобы вся Неметчина ахнула, не оставляла Иоанна. Он хмурился, раздражался по каждому пустяку и с утра до ночи проводил в домовой церкви. Двор притих. Опричники бродили по слободе, точно пришибленные. Малюта, чтобы рассеяться, уходил с рассветом в приказ, сам пытал заключённых или взбирался на звонницу и там мучительно придумывал потеху, которую одобрил бы царь.

Был канун Рождества. Скуратов, хмурый, осунувшийся, возвращался после всенощного бдения домой. Замерзшие сторожа, заслышав его шаги, через силу старались сбросить с себя предательскую дремоту и били ожесточённо в колотушки. Малюта исподлобья взглядывал на запушённые инеем лица и обледенелые бороды, невольно зябко поёживался, глубже засовывал в рукава руки, ускорял шаг.

Вдруг он остановился, приложил к уху ладонь.

Откуда-то издалека отчётливо доносился стук секиры. Резким движением опричник сорвал с себя кунью шапку, бросил в снег, замахал кулаком перед лицом вытянувшегося неподвижно сторожа.

   — Нехристи!

Наотмашь ударил сторожа по лицу.

   — Под Рождество в царёвой слободе работают!

Он уже не помнил себя. Дикая злоба мутила рассудок. Невидящие глаза налились кровью.

Сторож лежал на снегу. Скуратов исступлённо топтал его.

   — Кто работает?! Кто в царёвой слободе работает?!

Стуки секиры не прекращались.

Ещё раз ударил сапогом по лицу, подобрал на ходу шапку и побежал на стук.

Неподалёку от мастерской Никишки остановился, прислушался. По лицу пробежала жуткая усмешка.

   — Да, никак, холоп лупатовский с дьяволом тешится?!

Им как-то сразу овладело шаловливое настроение. Сбив набекрень шапку, он широко растопырил руки, как будто ловил кого-то, на носках подошёл к избе, приоткрыл дверь.

   — С сочевником, православный!

Никишка от неожиданности обронил секиру, в страхе попятился за станок. Гость поклонился в пояс, в глазах переливались весёлые огоньки.

   — С сочевником, мил человек!

На шее взбухали багровые жилы. Незаметно для себя опричник снова рассвирепел.

   — Пошто на поклон не поклонишься? Пёс! — И, заглядывая с ненавистью в вытянутое лицо, произнёс:— Работал?

   — Крылья налаживал.

   — В сочевник?

Никишка развёл руками.

   — Царица наказывала.

Какая-то ещё неясная, неосознанная мысль завертелась в мозгу Малюты.

   — А на крыльях и впрямь полетишь?

   — И не токмо с поленницы, — со звонницы полечу!

Недоверчиво усмехнулся.

   — Слыхом не слыхивал, чтоб человек на крыльях летал.

Умелец гордо выпрямился.

   — А я полечу. Голову об заклад отдаю!

Несокрушимой верой прозвучал его голос.

Опричник суетливо задёргал головой, не мог выдержать на себе взгляда холопа.

   — Воистину дивное диво.

Уселся на пеньке у станка, крепко задумался. Изредка, словно украдкой, косился на крылья, разложенные по земле, тёр пальцами лоб.

   — Воистину дивное диво.

Счастливая мысль ярко загорелась в мозгу.

   — Постой, умелец!

Весело приподнялся.

   — Ей-пра, потехам потеха!

Стремглав побежал в опочивальню царя.

Иоанн, утомлённый всенощным бдением, отдыхал в кресле перед своею постелью. В стрельчатое оконце мутной жижицей просачивался рассвет. На постели, развалясь на подушках, нежился Федька Басманов. Он закинул руки за голову и полузакрыл глаза. Царь, любуясь, следил, как высоко и ровно вздымалась его грудь.

   — Ты бы, дитятко, разулся.

Федька поджал капризно губы, потянулся сладко.

   — Уж ладно, лежи.

Наклонился к ногам опричника, стянул сапог, поставил под кресло. Басманов подставил другую ногу.

   — Ишь ты, охальник. — Царь, улыбаясь, поднялся с кресла, подошёл к столику. — Гостинца откушаешь?


Еще от автора Константин Георгиевич Шильдкрет
Кубок орла

Константин Георгиевич Шильдкрет (1896–1965) – русский советский писатель. Печатался с 1922 года. В 20-х – первой половине 30-х годов написал много повестей и романов, в основном на историческую тему. Роман «Кубок орла», публикуемый в данном томе, посвящен событиям, происходившим в Петровскую эпоху – войне со Швецией и Турцией, заговорам родовой аристократии, недовольной реформами Петра I. Автор умело воскрешает атмосферу далекого прошлого, знакомя читателя с бытом и нравами как простых людей, так и знатных вельмож.


Крылья холопа

Роман рассказывает о холопе Никишке, жившем во времена Ивана Грозного и впервые попытавшемся воплотить мечту человечества — летать на крыльях, как птицы. В основе романа — известная историческая легенда. Летописи рассказывают, что в XVI веке «смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп», якобы смастерил себе из дерева и кожи крылья и даже с успехом летал на них вокруг Александровской слободы.


Гораздо тихий государь

Роман повествует о бурных событиях середины XVII века. Раскол церкви, народные восстания, воссоединение Украины с Россией, война с Польшей — вот основные вехи правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим.


Подъяремная Русь

В трилогии К. Г. Шильдкрета рассказывается о реформах, проводившихся Петром Великим, ломке патриархальной России и превращении её в европейскую державу.


Бунтарь. Мамура

Действие исторических романов Константина Георгиевича Шильдкрета (1886-1965) "Бунтарь" (1929) и "Мамура" (1933) уводит читателей в далекую эпоху конца 17 - начала 18 века.  Тяжелая жизнь подневольного русского народа, приведшая к серьезным колебаниям в его среде, в том числе и религиозным; борьба за престол между Софьей и Нарышкиными; жизнь Петра I, полная величайших свершений,- основные сюжетные линии произведений, написанных удивительным, легким языком, помогающим автору создать образ описываемого времени, полного неспокойствия, с одной стороны, и великих преобразований - с другой.


Балакирев

Преобразование патриархальной России в европейскую державу связано с реформами Петра I. Это был человек Железной Воли и неиссякаемой энергии, глубоко сознававший необходимость экономических, военных, государственных, культурных преобразований. Будучи убеждённым сторонником абсолютизма, он не останавливался ни перед чем в достижении цели. Пётр вёл страну к новой Жизни, преодолевая её вековую отсталость и сопротивление врагов.


Рекомендуем почитать
Когда мы были чужие

«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.


Факундо

Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.


История Мунда

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лудовико по прозванию Мавр

Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.


Граф Калиостро в России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


За рубежом и на Москве

В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.


При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Немецкий писатель Оскар Мединг (1829—1903), известный в России под псевдонимом Георгий, Георг, Грегор Самаров, талантливый дипломат, мемуарист, журналист и учёный, оставил целую библиотеку исторических романов. В романе «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», относящемся к «русскому циклу», наряду с авантюрными, зачастую неизвестными, эпизодами в царственных биографиях Елизаветы, Екатерины II, Петра III писатель попытался осмыслить XVIII век в судьбах России и прозреть её будущее значение в деле распутывания узлов, завязанных дипломатами блистательного века.


На пороге трона

Этот поистине изумительный роман перенесёт современного читателя в чарующий век, — увы! — стареющей императрицы Елизаветы Петровны и воскресит самых могущественных царедворцев, блестящих фаворитов, умных и лукавых дипломатов, выдающихся полководцев её величества. Очень деликатно и в то же время с редкой осведомлённостью описываются как государственная деятельность многих ключевых фигур русского двора, так и их интимная жизнь, человеческие слабости, ошибки, пристрастия. Увлекательный сюжет, яркие, незаурядные герои, в большинстве своём отмеченные печатью Провидения, великолепный исторический фон делают книгу приятным и неожиданным сюрпризом, тем более бесценным, так как издатели тщательно отреставрировали текст, может быть, единственного оставшегося «в живых» экземпляра дореволюционного издания.


Лжедимитрий

Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.


Третий Рим. Трилогия

В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».