Царский приказ - [18]
Бог знает, о чем думал полковник, сидевший против них в карете и, вероятно, недоумевавший перед странной парочкой, при венчании которой ему было предписано присутствовать, но он не говорил ни слова, и всю дорогу, весьма, впрочем, не длинную, молчание в карете ничем не нарушалось.
«Жениха» и «невесту» ввели в церковь, поставили перед аналоем, и венчание началось. У Кетхен звенело в ушах, и по временам она теряла сознание. Присутствие Максимова рядом с нею производило на нее впечатление чего-то сверхъестественного, точно это был не он сам — его призрак, грозный и беспощадный, перед которым она сознавала себя кругом виноватой. Взглянуть на него она не смела, но всем своим существом чувствовала, что он страшно злится. Когда священник спросил у него: по доброй ли воле берет он девицу Екатерину в супруги? — он так громко и резко ответил: «По приказанию его императорского величества», — что Кетхен вздрогнула от испуга. Потом ее спрашивали, и она что-то ответила, но что — не помнит. Но что она всю жизнь не могла забыть, это когда священник вложил ее руку в холодную как лед руку «жениха» и как его губы прикоснулись к ее щеке. О, как больно сжалось у нее сердце от этого поцелуя!
Потом они очутились вдвоем на паперти. Кетхен стояла перед своим мужем потупившись, как преступница, ожидающая приговора.
— Идите домой, — сказал он, не глядя на нее, — мы никогда с вами не увидимся.
И, завернувшись в плащ, Максимов повернулся к своей «жене» спиной и большими шагами направился в противоположную сторону от их дома.
Кетхен осталась на паперти одна.
V
Осень в тот год была особенно грязная и мрачная. Казалось, будто солнце никогда не проглянет больше на несчастный Петербург сквозь нависшие над ним черные густые тучи.
Однако Бренн свое обещание исполнил: новый дворец был уже настолько готов, что можно было приступить к торжеству освящения.
В расположении духа государя произошла внезапная перемена к лучшему, все во дворце ожили, приятная новость разнеслась по всему городу. Повторяли наперебой приветливые слова, сказанные такому-то, внимание, оказанное такой-то, и тому подобные отрадные новости. С восхищением рассказывали, какой счастливый вид у императрицы, как повеселели великие княжны, одним словом, ждали в будущем всего лучшего. Не все, конечно. Большая часть общества, упрямые пессимисты, не желавшие забывать прошлое царствование, продолжали скептически относиться к воспрянувшим надеждам и упованиям.
В числе этих последних была графиня Батманова.
— Дай-то Бог, дай-то Бог! А только тем, которые пострадали, от этого не легче, — повторяла она со вздохом посетителям, съехавшимся поздравить ее с праздником и посплетничать про придворные новости.
Ей спешили возразить, что царская милость простерлась и на опальных: позволено вернуться из ссылки многим, между прочим генералу Бенигсену и графам Зубовым. Но старушка продолжала скептически усмехаться и покачивать головой в напудренном парике.
Рассказы про царские милости пересыпались восторженными отзывами о красоте, величественности и удобствах нового дворца.
— Чудное здание! В нем что-то такое романтическое, средневековое! Так вот и кажется, что в лунные ночи под окнами будут петь трубадуры, а ранним утром из ворот выедет при трубном звуке кавалькада из рыцарей в шлемах и дам с соколами в руках, — мечтательно закатывая глазки, сказала одна из многочисленных внучек хозяйки.
— Но какая в новом дворце еще сырость! — заметил кто-то.
— О, все это очень скоро высушат новыми способами. Государь заявил, что желает переехать непременно к Новому году.
— И чего это ему так спешить? — заметила Авдотья Алексеевна. Это замечание пропустили мимо ушей.
— Как интересен будет сегодняшний бал-маскарад! — воскликнула одна из дам.
— Говорят, при покойной императрице никогда такого праздника не бывало, — имела неосторожность прибавить другая.
— Ну что вы в праздниках понимаете? — возразила хозяйка. — Была ты на последнем празднике князя Потемкина в Таврическом дворце? Ты еще тогда в пеленках была! И не толковала бы о том, чего не понимаешь! Вот это был праздник! А теперь… Да у вас и свечи-то не будут гореть в такой сырости. Вот увидите, что придется вам в потемках прыгать и все завтра с насморком будете. Да еще слава Богу, если одним насморком отделаетесь. Переселяться в дом, когда стены еще не просохли, да ведь это — даже грех, право!
Все молча переглядывались с выражением испуга на лицах. Но старуха, ни на что не обращая внимания, продолжала:
— И пусть бы государь один туда переезжал, но зачем же императрицу с детьми болезням подвергать?..
К счастью присутствовавших, из которых многие уже собирались покинуть опасную гостиную, чтобы в случае беды иметь возможность сказать, что они не слышали дерзостей, произносимых графиней Батмановой, появление князя Лабинина произвело оживление.
— Вот кто нам про торжество в новом дворце расскажет! Ведь ты оттуда? — спросила Авдотья Алексеевна, целуя в голову племянника, в то время как он прикладывался к ее морщинистой руке.
— Оттуда, ma tante [5], - ответил князь.
Его засыпали вопросами.
— В чем была Лопухина?
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839 — 1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839 — 1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В третий том Собрания сочинений вошли романы «В поисках истины» и «Перед разгромом».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В третий том Собрания сочинений вошли романы «В поисках истины» и «Перед разгромом».
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.