Царский приказ - [12]

«Улыбнется ли этому молодцу счастье? Удастся ли ему, как некоторым другим, не сломив себе шеи выплыть победителем из житейского моря, в котором он жизнерадостно борется с такими опасными подводными камнями, как нужда, лишения, беспрестанные уколы самолюбию и тому подобные испытания? Достигнет ли он, как другие, высших должностей, богатства и знатности?»

От всей души князь желал этого Максимову. А последний со свойственной ему чуткостью угадывал это и не пропускал удобного случая показывать это князю; его открытое, умное лицо озарялось выражением такого счастья при встречах с Лабининым, что сомневаться в том, как он высоко ценит расположение князя, было невозможно.

В то утро не успел он узнать в офицере, выглядывавшем через забор у нового дворца, своего высокопоставленного знакомца, как поспешил перейти площадь, чтобы подойти к нему.

— Ваше сиятельство, какими судьбами вы здесь так рано? — спросил он с улыбкой, подходя к забору со шляпой в руке.

— По долгу службы, любезный господин Максимов, с великим князем. Он пожелал, чтобы я сопровождал его сегодня утром.

— Государь здесь? — невольно понижая голос, спросил Максимов.

— Да. Но он нескоро еще выйдет сюда. Бренн, наверное, раньше чем минут через двадцать не отпустит его оттуда, — кивнул князь на дворец. — А вы откуда так рано? Впрочем, — поспешил он прибавить, — вопрос мой, может быть, нескромен?.. В таком случае прошу извинить меня.

Максимов весело засмеялся.

— Я понимаю, ваше сиятельство, что вам должно казаться странным встретить на улице в пять часов утра человека в черном наряде, но я сегодняшнюю ночь провел не дома, и по неожиданной причине…

— Я у вас ваших секретов не спрашиваю, сударь мой.

— О, ваше сиятельство, это вовсе не то, что вы воображаете! Никакого любовного лазуканья в моем сегодняшнем приключении нет! — воскликнул Максимов. — Я очутился среди ночи без пристанища по причинам, ничего общего с амуром не имеющим.

— Вы меня интригуете. Что же с вами случилось? — спросил князь, облокачиваясь поудобнее на забор.

— У меня вышла крупная неприятность с моим домохозяином.

— С почтенным портным мастером Клокенбергом?

— Так точно, ваше сиятельство. Я вынужден был среди ночи покинуть его.

— Но за что же?

— За то, что он немилосердно бил свою дочь.

— Ого! Это становится интересно. Как же вы уверяете, что в вашем приключении нет ничего романтического? Ах, господин Максимов, какой вы скромный человек!

— Вы ошибаетесь, ваше сиятельство, мне скромничать не из чего. До сегодняшней ночи, когда мне пришлось приводить мамзель Клокенберг в чувство, — проклятый немец довел ее до обморока, — я не обращал на нее никакого внимания…

— А теперь? — лукаво прищурясь, спросил князь.

— А теперь я, без сомнения, никогда больше не увижу ее, так как после случившегося мне уже неудобно встречаться с мастером Клокенбергом и его семьей.

— Вы так жестоко поругались с ним?

— Я его так жестоко отколотил, что он насилу дотащился до своей постели, ваше сиятельство.

— Вот вы какие рыцарские подвиги совершаете. Однако сознайтесь, что, приводя вашу даму в чувство, вы не могли не заметить, что она — прехорошенькая?

— Вы правы, князь. Когда она очутилась в моих объятиях… надо же было поднять ее с пола, чтобы привести в чувство…

— Само собой разумеется.

— Я увидел, что у нее прекрасные белокурые волосы…

— Большие голубые глаза и маленький алый ротик?

— Совершенно верно. Вы описываете ее так хорошо, точно видели ее.

— Да, видел.

— Где?

— Из сада дяди, через забор, точно так, как вижу теперь вас, но не так открыто, конечно. Чтобы любоваться хорошенькой немочкой и не смутить ее нашей нескромностью, мы с кузеном приняли некоторые предосторожности, спрятались за густые ветви деревьев… Так вы, значит, теперь без пристанища?

— На эту ночь я воспользовался гостеприимством товарища, к которому после побоища отправил своего человека с вещами. Теперь я зайду к нему, чтобы переодеться, перед тем как идти на службу, а квартира у меня уже есть в виду, и я сейчас же поселюсь в ней.

— В каких краях? — продолжал свой вопрос князь, которому было весело разговаривать с симпатичным юношей, потому, может быть, что Максимов не принадлежал к обществу, в котором по своему рождению и общественному положению князь обречен был вращаться всю свою жизнь и которое успело уж надоесть ему своей чопорностью и лицемерием.

— У Смольного монастыря, ваше сиятельство, поближе к месту моего служения.

— И подальше от портного мастера Клокенберга?

Максимов тоже засмеялся звонким молодым смехом, выставляя белые, как жемчуг, зубы.

— Умные люди говорят, ваше сиятельство, что осторожность никогда не мешает.

— Это хорошее правило, и мне кажется, — произнес князь и, оглянувшись и заметив издали блестящую группу с государем во главе, прибавил: — Мне кажется, что вам не мешало бы применить это правило немедленно на практике. Государь идет, а вы одеты не по форме, — заключил он, с добродушной улыбкой оглядывая с ног до головы своего собеседника, который в пылу разговора откинул с одного плеча плащ, выставляя таким образом напоказ и свой шелковый камзол нежного цвета, и ненавистные императору Павлу башмаки с золотыми пряжками на шелковых чулках.