Царизм и третьеиюньская система - [52]

Если революция, заявил Маклаков, «экзамен обществу, то реакция экзамен правительству». Общество, осудил по-веховски революцию Маклаков, экзамена не выдержа­ло. Но не выдержала экзамена и реакция. Одно время «явилась надежда, что перед нами дальновидное правитель­ство, правительство, которое, подобно историческим усми­рителям революции, понимает, что задача мудрой реакции есть осуществление всего, что было здорового в револю­ции...». В этой надежде, делал дальше оратор весьма цен­ное признание, «общество» наградило правительство «та­кой моральной поддержкой, таким доверием, таким сочув­ствием, которыми... ни одного представителя власти не наделяло» [260]. Но вместо того чтобы сотрудничать с «новым строем», правительство ведет себя как «худший враг» этого «нового строя». «Почему,— с недоумением задавал вопрос Маклаков,— оно ведет себя так, что при его управлении новый государственный строй становится не источником силы, а источником слабости для государства?» Прави­тельство должно понимать, что «при такой системе управ­ления оно на свою голову допускает существование и пред­ставительного строя и представительных учреждений». «Трагизм заключается в том, что при той системе управ­ления, которой следует министерство, для этой системы управления новый строй, Дума, есть источник слабости, а не силы». Причем Дума, которая делала и делает все, что от нее требует правительство. «Ведь третья Государствен­ная Дума,— говорил кадетский оратор,— пришла дать правительству все то, что от нее требовали. Оно требовало осуждения террора — она осудила террор, не затронувши ни одним словом террора правительственного; от нее тре­бовали утверждения аграрных законов — она утвердила; она принялась за воссоздание военной мощи России — как раз то, чего тоже от нее требовало правительство» [261].

В том же духе выступил и прогрессист Н. Н. Львов. Правительство, заявил он, отказавшись от осуществления манифеста 17 октября, «восстановило всех против себя и не имеет никого на своей стороне». Его политика пагубно отразилась и на авторитете Думы: «Дума падает в своем авторитете... Правительство, преследуя и угнетая общество, сокрушает и Государственную Думу». В результате «начи­нается скрытая, затаенная гражданская война, война, которая делает непримиримыми отношения к правительст­ву... Рождается вновь та неумолимая ненависть, которая составляет весь ужас нашего положения, и я боюсь, что, идя таким путем, мы вновь придем, мы вновь вернемся к тому кровавому кошмару, который погубит будущее Рос­сии» [262].

Позиция «центра» была изложена Гучковым. Уже са­мый факт его выступления, по мысли октябристов, должен был подчеркнуть как серьезность наступившего момента, так и серьезность заявления, делаемого их лидером. Гуч­ков начал с ценного признания: «Мы (октябристы.— Л, Л.),— заявил он,— и в стране и здесь чувствуем себя по некоторым вопросам несколько изолированными...» Да­лее его речь сводилась к обычному октябристскому тезису, гласящему, что, поскольку «действительно наступило в стране успокоение и до известной степени успокоение прочное», ничто не мешает проведению «реформ». Тем не менее им чинятся серьезные препятствия «вне этой залы», в «иных законодательных инстанциях». Закончил Гучков свою речь словами: «Итак, я резюмирую эту позицию, ко­торую принимает наша фракция по отношению ко всем тем вопросам, которые дебатировались здесь по смете Министерства внутренних дел: мы, гг., ждем» [263].

Ясный и точный ответ октябристско-кадетские либера­лы получили от Маркова 2-го, предпочитавшего всегда ставить точку над «Ь>. «Возражать,—издевался он над «оппозиционерами»,—против пожеланий благих не сле­дует: отчего не выражать из года в год своих пожеланий, хотя все-таки из этих пожеланий в общем никакого прак­тического результата не получается». «...Желания Думы не могут и не должны быть обязательны для правительст­ва». На основной вопрос — наступило «успокоение» или нет — Марков отвечал следующим образом. Нас уверяют, что в стране наступило «успокоение». Это ошибка: поли­тические «метеорологи» судят «по чисто внешним призна­кам». Конечно, теперь «сушь и тишь», но не надо забывать, что «сушь и тишь бывает обыкновенно перед бурей». Сейчас не стреляют, но между стрельбой и полным благо­получием «есть целый ряд градационных положений. Вот мы и находимся в одном из таких переходных положений», когда «русскому государству угрожают большие опасно­сти», и поэтому «охранять государство необходимо так, как это и делает теперешнее правительство» [264]. Эти слова Мар­кова служат великолепной иллюстрацией к ленинскому положению, что страна и в годы столыпинской реакции переживала не конституционный, а революционный кризис, сохранялась объективная революционная ситуация.

О мере «оппозиционной» решимости думских либералов можно судить хотя бы по тому, что не только октябристы, но и прогрессисты проголосовали за смету Министерства внутренних дел. Только кадеты проголосовали против, как они это сделали еще в прошлом году. Но поставить вопрос об отвержении бюджета в целом кадеты не помышляли.