Царизм и третьеиюньская система - [19]

«Параллельная деятельность». Вместе с октябристским «центром» весьма кислые плоды своей политики пожина­ла и «ответственная оппозиция». Кадетская партия после революции 1905—1907 гг. стала крайне малочисленной. Все демократические элементы, которые, будучи обману­ты вывеской «народной свободы», шли за кадетами во вре­мя революции, покинули партию. Отчет ЦК «Состояние партийных организаций за время с 1 сентября 1908 г. по 1 мая 1909 г.» констатировал «упадок интереса к партии»

й насчитывал к середине 1909 г. всего 22 губернских й 29 уездных партийных групп, влачивших жалкое сущест­вование. За весь третьеиюньский период вплоть до 1916 г. не было созвано ни одного съезда. Вместо съездов ЦК со­зывал регулярные конференции без определения норм представительства с мест, руководствуясь соображениями малочисленности и слабости организаций и желанием скрыть этот факт от широкой публики. В мае 1910 г. один из лидеров партии, Петрункевич, специально отметил в своем докладе, что если в момент выборов в III Думу у партии еще имелись какие-то остатки местных организа­ций, то теперь остались одни обломки. На заседании ЦК в октябре 1911 г. было снова указано на продолжающуюся дезорганизацию на местах. В марте 1912 г. Милюков го­ворил, что в течение минувших пяти лет работала в основ­ном одна парламентская фракция кадетов, а «сама партия составляла более или менее фикцию» [98]. г

В то же время кадетская партия превратилась, по сло­вам В. И. Ленина, «в крепкую, парламентски вышколен­ную партию интеллигентных буржуа, которые являются сознательными врагами социалистического пролетариата и революционной расправы крестьянских масс с гг. крепост­никами» [99]. За годы реакции кадеты круто повернули в сто­рону открытой контрреволюционности, проводя политику «Вех». Но, указывал В. И. Ленин в другом месте, «каде­ты = веховцы с оговорочками» [100]. Основная «створочка», служившая предметом полемики между открытыми «ве­ховцами» и вождями партии, состояла в том, что Струве, Изгоев и др. требовали от кадетов отказаться от своей «де­мократической» вывески, а «реальные политики» — вождь партии Милюков и еопо сторонники — упорно от этого от­крещивались.

Свое требование прекратить заигрывание с массами от­крытые «веховцы» мотивировали опытом революции 1905—1907 гг., доказавшим опасность и несостоятельность расчетов на гегемонию кадетов в общедемократическом движении. По мнению веховцев, страх перед повторением подобного опыта служит главной причиной раздробленно­сти либерального лагеря, объясняет нежелание октябрис­тов и прогрессистов объединиться с кадетами в единую «деловую» партию вне Думы, в единый, действующий не­зависимо от правых, «левый центр» в Думе. Струве пола­гал, что давления одной объединенной буржуазии на ца­ризм окажется достаточным, чтобы заставить его дать тре­буемые «реформы», а нового подъема революционного дви­жения не предвидится еще многие годы. Милюков был обратного мнения: он считал, что буржуазия сама по себе бессильна вырвать у царизма какие-либо уступки, что ее сила — производное от революционных выступлений масс, которые не так далеки, как кажется на первый взгляд. Каждый по-своему был прав, и в этой правоте надо искать причину провалов кадетской политики.

Кадеты пытались сколотить в Думе «левый центр», ис­пользуя для этого так называемое «левение» буржуазии. Это «левение» выражалось в том, что октябристская пе­чать время от времени жаловалась на отсутствие «реформ» и грозила переходом в «оппозицию». Целый ряд предста­вительных организаций крупного капитала также выра­жал недовольство «помещичьей» политикой Думы и пра­вительства. Крупнейшие московские и петербургские тузы устраивали закрытые совещания с кадетскими профессора­ми и писателями вроде Струве, А. А. Мануйлова, А. А. Ки- зеветтера и др., где критиковали экономическую политику царизма и обсуждали возможность создания «деловой» буржуазной партии и т. п. Объясняя это явление, В. И. Ле­нин писал: «„Левение⁴⁴ буржуазии вызывается именно тем объективным фактом, что, несмотря на столыпинское под­новление царизма, обеспечения буржуазной эволюции не получается» [101].

В одной из своих передовых в мае 1909 г. «Речь» убеж­дала октябристов, что в Думе можно сколотить «левый центр» в 227—237 человек. В другой статье, озаглавленной «Предстоящий октябристский съезд», Кизеветтер 'заявил октябристам, что кадеты откажутся от собственной линии и будут полностью поддерживать «центр», если последний решит занять более самостоятельную позицию но отноше­нию к Столыпину и правым, не останавливаясь перед опас­ностью конфликта с наиболее одиозными элементами внут­ри собственной фракции. С такими же предложениями обратилось к октябристам и прогреосиотское «Слово». Вре- зультате на короткий момент наметилось некоторое сбли­

жение обоих флангов либерализма, но оно было быстро разрушено окриком и угрозами со стороны правых октяб­ристов. Гучков сразу же забил отбой, а предполагаемый съезд был вообще отложен на неопределенное время.

Следующая попытка кадетов носила уже более скром­ный характер. Они внесли в Совет старейшин Думы свой список спешных законопроектов, который содержал основ­ные пожелания либералов. Гучков согласился на включе­ние некоторых из них в думский план работ (рабочие за­конопроекты, о найме и увольнении торгово-промышлен­ных служащих, законопроекты о местном самоуправлении, введении земства в неземских губерниях, свободе совести, неприкосновенности личности и др.), и в итоге был выра­ботан согласованный список, включавший 42 законопро­екта. Та же причина — нажим правых вне и внутри фрак­ции — заставила Гучкова отказаться от своего обещания. Из 42 законопроектов 17 были выкинуты Советом старей­шин как угрожающие острыми прениями, а большинство остальных просто не попали в думскую повестку.