Царь нигилистов 2 - [24]

Но я не хочу терять времени. Я хотел встретиться с производителями карет для того, чтобы заказать у них подарок для моего брата. Делать что-то к определенной дате — не самое лучшее решение, но мне главное начать.

Можете переслать от меня письмо братьям Фребелиусам?»

И Саша взял карандаш, линейку, циркуль и принялся за чертеж велосипеда.

— Это тоже письмо к Ее Высочеству? — поинтересовался Зиновьев.

— Да, конечно, — вздохнул Саша.

— Вам раньше там нравилось, Александр Александрович, — заметил Зиновьев.

— В кадетском лагере?

Зиновьев кивнул.

— Может, и сейчас понравится, — сказал Саша. — Ночные посиделки у костра я люблю. Просто ломает все мои планы.

— Ночных посиделок не обещаю, там отбой в десять, — сказал Зиновьев. — Ночные маневры — да.

— Ну, это как возить саночки, но не кататься, — хмыкнул Саша. — Гитару хоть можно взять?

Зиновьев задумался, видимо, вспоминая Сашины шедевры. Ну, что там? «Мария», «Балаган», «Город золотой», «Прощальная 3» — все довольно православно, если конечно не обращать внимания на детали.

— Ладно, — подытожил Николай Васильевич. — Гитару можно.

Саша нарисовал отдельно колеса, отдельно цепную передачу, отдельно педали. Задумался насчет шин. Ни на одном местном экипаже шин не было. С чего бы? Каучук есть. Упоминался в статье о трансатлантическом телеграфном кабеле. Фирма «Макинтош» уже производит непромокаемые прорезиненные плащи. Была как-то реклама в тех же «Ведомостях». А шин нет. Может, до России не довалились?

И Саша начертил шину с камерой. Вроде, шина без камеры — это более продвинуто, но он не вполне понимал, как она устроена. Написал, что все это должно быть из резины. Нарисовал ниппель на камере и велосипедный насос.

Вспомнил про обратный клапан и нарисовал ниппель в разрезе. Вспомнил про колпачок и нарисовал колпачок с резьбой.

«Возможно, у англичан это есть, — подписал он рядом. — В крайнем случае, если это сложно, можно пока без шин. Но, если получится, думаю, и экипажам не помешает. Если дело пойдет, претендую на 50 % прибыли от продажи шин».

Саша подумал, что заявление крайне наглое, в шампунь и фонарики он все-таки вкладывался, а здесь явно не потянет. А также о том, когда именно его начнут называть Саша-50 %.

Ладно, сторгуется!

«Любезные господа! — начал Саша письмо к Фребелиусам. — Опытный экземпляр велосипеда я хочу подарить моему брату государю цесаревичу Николаю Александровичу. Если конечно испытания пройдут успешно. Но это не значит, что нужно покрывать конструкцию позолотой. Чем она будет легче — тем лучше. К тому же экспериментальный экземпляр украшать бессмысленно — главное, чтобы работал. Поэтому чем дешевле — тем лучше. Колеса, думаю, должны быть примерно в два раза уже каретных.

Если наш опыт будет успешен, думаю, я и для себя закажу, и Володе (Великому князю Владимиру Александровичу) понравится. Мы введем моду на велосипеды, и это будет огромный челлендж для вашего бизнеса (на будущие 50 % претендую естественно)».

Саша засомневался, известен ли адресатам англицизм «челлендж», но переписывать было лень, и он оставил, как есть.

Там в будущем он уже сто лет не катался на велосипеде. Во-первых, было некогда, во-вторых, мешал значительно возросший в последние годы лишний вес. Но когда-то, во времена перестроечной юности — это было очень прикольно!

— А как насчет устава? — поинтересовался Зиновьев.

— Сейчас, сейчас, — сказал Саша.

«Во сколько может обойтись опытный образец велосипеда?» — спросил он господ Фребелиусов.

И подписался: «Великий князь Александр Александрович».

Запечатал письмо и вручил лакею.

И, наконец, со вздохом принялся за устав.

— Николай Васильевич, а Никса едет? — спросил Саша.

— Конечно.

Это несколько противоречило версии о ссылке в солдаты за невосторженность ума.

— Ему тоже надо учить устав? — поинтересовался Саша.

— Он его знает.

— Монстр! — заключил Саша.

При ближайшем рассмотрении николаевский устав производил несколько лучшее впечатление. От советского его отличала бóльшая конкретика (вплоть до числа шагов от палатки до ружейной пирамиды) и целевая аудитория: он был написан для офицеров и посвящен обучению рекрутов. По крайней мере, первая часть.

Перестроечный устав стал предательски всплывать у Саши в памяти: некоторые определения, вроде «фланга» или «шеренги» совпадали один к одному. Зато всей этой шагистикой советский устав увлекался на порядок меньше.

И Саша подумал, как бы, отвечая текст, случайно не процитировать какое-нибудь решение съезда КПСС или ленинскую работу.

— Николай Васильевич, а у нас есть военная доктрина? — осторожно спросил он.

— Военная доктрина? — переспросил Зиновьев.

— Ну, глава в уставе, где сказано о том, когда и как мы вступаем в войны, и как предпочитаем воевать. Ну, что война — это вообще плохо, мы мирные люди, но наш броне… В общем, если вдруг на нас напали или если надо помочь кому-то. Например, венгры или поляки, или еще кто, зачем-то возмечтали о свободе, мы должны тут же исполнить свой интернациональный долг, вмешаться и вдарить так, чтобы больше ни о какой независимости и не думали. И смирно стояли в стойле.

— Какой долг? — переспросил гувернер.