Canto XXXVI - [2]

Шрифт
Интервал

.

Перевод с английского, вступление и комментарии Яна Пробштейна

Canto XXXVI

Коль просит донна[6]
          о той бездонной
Поведать страсти, что рвет на части,
Она любовью зовется гордо, и даже тот,
Кто отрицает ее, сейчас
Услышит правду, но мой рассказ
Для посвященных, я не надеюсь
Явить причины и свет глубинный
Душою низким и не желаю
Ни убеждать их, ни посвящать их
В ее истоки и смысл глубокий,
В чем virtu[7], сила сего явленья,
Того волненья и восхищенья,
Что выражает глагол «любить»,
Изобразить кто мог бы чувство?
Лишь память — место,
где обретает
Любовь прозрачность[8], как свет на тени,
Лиясь из Марса[9], вживаясь в имя,
Тень облекает и зримый образ
В душе рождает,
а в сердце волю;
Из формы зримой и постижимой
Неуловимо живет в сознанье,
Не застывает, но невесома,
Не иссякая, сияет вечно
И из себя же самой рождает
Не восхищенье, но мысли свет,
Но ей подобья в природе нет.
Хотя не vertu, но рождена
Из совершенства, что ей не разум
Внушил, но в чувстве она видна.
Спасенья выше, она в сужденьях
Стремится разума внять советам,
Но в рассужденьях слаба, и в этом
Пособник слабость ее, а сила,
Когда мятется она в сомненьях,
Нередко к смерти ее ведет —
И не борьба с ней тому вина,
Лишь отклоненье от совершенства.
Но да не скажет никто, что случай
Любовь рождает или что власть
Способна память у ней отнять.
Ее рождает
        избыток воли
Она не знает границ и меры,
Не украшает себя покоем,
Всегда в движенье, меняет краски,
Ее бросает то в смех, то в слезы,
Страх искажает ее лицо,
       неугомонна,
Но посмотрите, почти всегда
Достойнейшими окружена,
И свойством странным рождает вздохи
Тем заставляя искать в сознанье
Сей зримый след со страстью огнеродящей.
Непосвященный представить образ
Ее не в силах, сама недвижна,
Но все влечет, не шевельнется
За наслажденьем иль с упованьем
То ль за великим, то ль малым знаньем.
Лишь из подобной природы лепит
Себе подобье, тем наслажденье
Неотразимей, никто не смог
Найти укрытье от красоты,
Но стрел поток ее не слишком пока жесток —
Научен страхом, идет пронзенный
За благородным сим духом следом;
С незримым ликом, дух постижим лишь,
Когда всецелым потоком белым
Достигнет цели. Кто призван духом,
Не видит формы, лишь эманацией
Его ведом. От сути, цвета
Он отделен и различимый
В кромешной тьме, касаньем света
Все проникает, отъединенный,
Не знает лжи и потому он
Достоин веры, и благодать
Лишь он единый способен дать.
Иди же, песня, вольна идти ты
Куда желаешь, столь ты нарядна,
Что знатоки лишь тебя оценят,
А с остальными не надо знаться.
«Престолами зовутся, рубины иль топазы»[10]
Не понят был при жизни Эригена[11],
«поэтому, возможно, его не заклеймили»
И посему искали манихеев[12],
Но не нашли, насколько знаю, манихеев,
А потому с проклятьями копали под Скота Эригену
«Дается власть лишь верным рассуждением
и никогда иначе» —
Вот посему и медлили клеймить его.
Аквинский в вакууме головой поник[13].
Где, Аристотель, в вакууме путь?[14]
Sacrum, sacrum, illumination coitu[15].
Lo Sordellos si fo di Montovana[16]
Из замка под названием Гоито[17].
«Пять замков!
Пять замков!»
(король ему пять замков подарил)
«Что, к дьяволу, я знаю о крашенье?!»
Его святейшество изволил написать письмо:
«КАРЛУ, Паршивцу из Анжу…
…то, как вы обращаетесь с людьми, постыдно…»[18]
Dilectis miles familiares… castra Montis Odorisii
Montis Sancti Silvestri pallete et pille…
In partibus Thetis[19]… виноградники
                                   земля возделанная
                                   земля невозделанная
                                   pratis memoribus pascius[20]
                                   с законной властью
Его наследникам обоих полов,
…Продал чертовы угодья через шесть недель
Сорделло де Годио.
     Quan ben m’albric е mon ric pensamen[21].

Илья Кукулин

Подрывной эпос: Эзра Паунд и Михаил Еремин

ЭЗРА ПАУНД — один из значительных поэтов XX века. Однако радикальная поэтика Паунда, с одной стороны, и его длившееся несколько лет сотрудничество с режимом Муссолини, с другой, максимально затрудняют возможность вписать его в европейский литературный канон, контекстуализировать его работу. Впрочем, попытки такой контекстуализации предпринимались неоднократно[22].

Автор наиболее разработанной теории «литературной канонизации» Харолд Блум считает главной ценностью канона эстетическую. Создатели входящих в него произведений могли придерживаться противоположных и равно неприемлемых для современного человека политических и общественных взглядов. «Что бы ни представлял собой Западный Канон, это не программа социального спасения. <…> Если бы мы читали Западный Канон, для того чтобы сформировать наши политические, социальные или персональные нравственные ценности, я уверен, мы бы превратились в чудовищ эгоизма и эксплуатации. Читать, служа идеологии, — значит, по моему мнению, не читать вовсе. Восприятие эстетической мощи дает нам возможность учиться, как говорить с самими собой и как терпеть себя»[23].

Эта «деполитизация канона», полемически направленная против любых социологических и политических прочтений литературы — марксистских, феминистских, «нового историзма» — предполагает все же, что авторов «канонических» произведений теоретически можно оправдать — прежде всего исторически: все они были «людьми своей эпохи». Но фашизм слишком близок к нам по времени и оказывает слишком сильное влияние на сегодняшний мир, чтобы Паунда можно было определить просто как человека, разделявшего одну из влиятельных в его время иллюзий. Тем более что Паунд, хотя и отказался в поздние годы от поддержки фашизма, настаивал на том, что историософские взгляды имеют принципиальное значение для его творчества. Американский историк литературы Мутлу Конук Блэсинг сравнила Паунда с другим выдающимся поэтом-модернистом, представителем противоположного политического лагеря — коммунистом Назымом Хикметом, и заметила, что обоих «ангажированных» поэтов сегодня интерпретируют на основании их эстетических достижений, обходя их политико-исторические идеи, тогда как сами они считали, что их стихи как раз и являются выражением этих идей


Еще от автора Эзра Паунд
Переводы

Ezra Paund [1885-1972]Эзра Лумис Паунд.


Cantos

Эзра Уэстон Лумис ПаундEzra Weston Loomis Pound30 октября 1885 — 1 ноября 1972.


Стихи и переводы

Ezra Paund [1885-1972]Эзра Лумис Паунд.


Удар & 1935

(ИЗ КНИГИ "IMPACT, ON THE DECLINE OF THE AMERICAN CIVILISATION") .


Zweck или цель

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Машины зашумевшего времени

Эта книга — попытка заново выстроить историю русского модернизма через историю монтажа. Развитие монтажа в культуре XX века получило мощный импульс после изобретения кинематографа и превращения его в модный вид искусства. Аналоги киномонтажа в 1920‐е годы сложились в других видах искусств — литературе, плакатной графике, театре. У разных авторов и в разные периоды он используется то как локальный прием, то как последовательный метод, то как целостная эстетика. В 1930–2000‐е годы монтажные методы неоднократно изменяли свои функции и семантику.


Рекомендуем почитать
Культовое кино

НОВАЯ КНИГА знаменитого кинокритика и историка кино, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», удостоенного всех возможных и невозможных наград в области журналистики, посвящена культовым фильмам мирового кинематографа. Почти все эти фильмы не имели особого успеха в прокате, однако стали знаковыми, а их почитание зачастую можно сравнить лишь с религиозным культом. «Казанова» Федерико Феллини, «Малхолланд-драйв» Дэвида Линча, «Дневная красавица» Луиса Бунюэля, величайший фильм Альфреда Хичкока «Головокружение», «Американская ночь» Франсуа Трюффо, «Господин Аркадин» Орсона Уэлсса, великая «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика и его «Широко закрытые глаза», «Седьмая печать» Ингмара Бергмана, «Бегущий по лезвию бритвы» Ридли Скотта, «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони – эти и многие другие культовые фильмы читатель заново (а может быть, и впервые) откроет для себя на страницах этой книги.


Сиквел: игра на чужом поле

 Почему сиквелы пишутся, и их становится все больше? Почему одни дописывают свои собственные произведения, а другие берутся за чужие? Можно ли считать сиквел полноценной литературой, а не «пришей кобыле хвост»? И почему так получается, что сиквел — чаще второе, нежели первое?Статья 2000 года, поэтому ни к «По ту сторону рассвета», ни к «Cердцу меча» (которые, впрочем, римейки, а не сиквелы) отношения не имеет.


Медный всадник - Это ВАМ не Медный змий...

(О самой древней мафии в системе образов А.С.Пушкина)


Символы Роу

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Джонатан Свифт

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Аннотации к 110 хорошим книгам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авиньонские барышни

Номер открывает роман испанца Франсиско Умбраля (1932–2007) «Авиньонские барышни». Действие романа разворачивается во времена Прекрасной эпохи и завершается началом Гражданской войны в Испании. Это — несколько пародийная семейная сага в восприятии юноши, почти мальчика. По авторской прихоти вхожими в дом бестолкового аристократического семейства делаются Унамуно, Пикассо, Лорка и многие другие знаменитости культуры и политики. Сам романист так характеризует свой художественный метод: «правдивые и невозможно фальшивые воспоминания».


Запятая

Английская писательница и дважды лауреат Букеровской премии Хилари Мантел с рассказом «Запятая». Дружба двух девочек, одна из которых родом из мещанской среды, а другая и вовсе из самых низов общества. Слоняясь жарким каникулярным летом по своей округе, они сталкиваются с загадочным человеческим существом, глубоко несчастным, но окруженным любовью — чувством, которым подруги обделены.


Прогулка

Перед читателем — трогательная, умная и психологически точная хроника прогулки как смотра творческих сил, достижений и неудач жизни, предваряющего собственно литературный труд. И эта авторская рефлексия роднит новеллу Вальзера со Стерном и его «обнажением приема»; а запальчивый и мнительный слог, умение мастерски «заблудиться» в боковых ответвлениях сюжета, сбившись на длинный перечень предметов и ассоциаций, приводят на память повествовательную манеру Саши Соколова в его «Школе для дураков». Да и сам Роберт Вальзер откуда-то оттуда, даже и в буквальном смысле, судя по его биографии и признаниям: «Короче говоря, я зарабатываю мой насущный хлеб тем, что думаю, размышляю, вникаю, корплю, постигаю, сочиняю, исследую, изучаю и гуляю, и этот хлеб достается мне, как любому другому, тяжким трудом».


Вальзер и Томцак

Эссе о жизненном и литературном пути Р. Вальзера «Вальзер и Томцак», написанное отечественным романистом Михаилом Шишкиным (1961). Портрет очередного изгоя общества и заложника собственного дарования.